— А ведь действительно может получиться неплохо, правда, Салли?
— Да, еще несколько сеансов — и все будет просто здорово, — протянула Салли, как-то странно глядя на Филадельфию.
— Сегодня я уже устала, если хотите, продолжим завтра, — сказала она.
— Да, в это же время, если можно, Филадельфия.
— Пожалуй, возможно, — ответила она и вышла из номера.
11
Дели застала Максимилиана в номере с книжкой в руках и в халате, он стоял на ковре и пытался принять какую-то странную позу.
— В самом деле? А как твой бюст, продвигается?
— Зайди и сам посмотри. Мне трудно долгое время сидеть без движения, это очень тяжело и скучно. Так мы пойдем?
— Может быть, все-таки позвонить Берту?
— Почему ты меня спрашиваешь? Кто капитан?.. — улыбнулась Дели.
— Тогда я позвоню. — Макс набрал номер и спросил, не хотят ли Берт и Салли сейчас отправиться обедать.
Берт, как Дели показалось, только и ждал этого звонка, он радостно кричал в трубку, что они с Салли умирали от голода, а перед тем как пойти в танцевальный зал, следует хорошо подкрепиться.
— Ну, тогда встретимся в ресторане, — сказал Макс и положил трубку.
Ресторан был полон народу. Все дамы в вечерних длинных платьях, а мужчины словно сговорились: они, видимо, не считали необходимым надевать вечером смокинги и большинство из них были в светлых летних пиджаках или просто в рубашках с широкими модными шелковыми галстуками.
Берт, появившийся вместе с Салли, которая была в вечернем платье малинового цвета, тоже был одет в черный смокинг. И они с Максимилианом сидели, словно два черных ворона, в смокингах.
Дели и Максимилиан заказали овощной суп и бифштекс, но Дели попросила его не есть, как ей показалось, слишком жирное мясо, и он к бифштексу даже не притронулся, а ел только овощные салаты и заливную рыбу.
Берт и Салли о чем-то шептались и тихо посмеивались. Они заказали суп с трюфелями, салат из креветок и дичь на вертеле.
— Нам тоже интересна, о чем вы там смеетесь, — недовольно сказал Максимилиан. — Наверняка над нами.
— Нет, Салли вспомнила, как она провалилась в театре в оркестровую яму и повисла на арфе, за которую зацепилась подолом платья, — сказал Берт.
— Оказывается, как это опасно — петь в театре, — сказала Дели.
— Салли, а почему бы вам сейчас не спеть что-нибудь из Верди или Пуччини? — улыбнулся Максимилиан.
— Пожалуйста, мне не трудно, — рассмеялась Салли. — Только нужно немного выпить и огня, — она вставила в длинный янтарный мундштук тоненькую сигаретку и помахала ею в воздухе перед носом Максимилиана.
Но у него огня не оказалось, и подбежавший официант зажег ей спичку. Салли выпустила вверх клубы дыма и начала громко откашливаться.
— О, пожалуйста, может быть, не надо, это не совсем правильно могут понять присутствующие. Может быть, лучше вы споете в танцевальном зале? — взмолилась Дели.
— Хорошо, где хотите, — басом ответила Салли.
Дели переглянулась с Бертом, и тот вдохновенно продекламировал стихотворные строчки:
— «Пой песню, пой, гондольер, разгони тоску и печаль…»
— А вы, оказывается, и поэт? — улыбнулась Дели.
— Только никому не говорите. Я, как и Микеланджело, грешу на досуге стихами, но втайне, втайне. Тс-с… — приложил он палец к губам.
— Ах, самомнение у вас, конечно, Берт: «Как Микеланджело!» — усмехнулась Дели.
— Да, как Микеланджело, я не думаю, что у него слишком хорошие стихи, — возразил Берт.
Дели подняла голову и увидела за стеклами крыши ресторана тускло мерцающие звезды Южного Креста.
— Мне хочется прогуляться в этот теплый вечер. Ночь такая тихая, звезды светят…
— Как вы романтично говорите, Филадельфия, вы действительно похожи на невесту, честное слово, — улыбнулась Салли.
Но ее улыбка Дели не понравилась.
— Почему только похожа?
— Нет, конечно, вы настоящая невеста, просто… У которой просто слишком поздний брак, — поправилась Салли.
Дели быстро поднялась из-за стола и холодно сказала:
— Здесь слишком душно, я хочу прогуляться, может быть, мы с Максимилианом пойдем, а вы нас догоните?
— Так мы идем в танцевальный салон, верно? — спросил Берт.
— Да, встретимся там, — сказал Максимилиан, и, расплатившись с официантом, они вышли из ресторана в теплую звездную ночь, стрекочущую тысячами цикад.
— Я тоже не хочу больше видеть ни Берта, ни ее, дорогая. Мне они отчего-то становятся слишком неприятны.