— Я согласна на японку, на китаянку. Лишь бы тебе она нравилась. Но лучше пусть будет австралийская девушка, и ты останешься в Австралии, договорились?
— Нет, мама. А вдруг они без меня и до Австралии доберутся? Что ты тогда будешь делать? Это вполне реально, японцы такие агрессивные, особенно эти самураи. Хотя, думаю, Сингапура им все же не видать как собственных ушей.
— Ах, Гордон, значит, мне не удастся тебя уговорить. Тогда пообещай, что ты приедешь с девушкой… Пусть даже китаянкой.
— Японкой, мама! Обещаю, приеду с японкой, — засмеялся он. — Но вообще-то мне никто не нужен, кроме тебя. Ты можешь мне дать ту фотографию, на которой ты сфотографирована в Эчуке, где тебе лет восемнадцать или даже меньше? Я когда-то любил смотреть на эту фотографию, ты на ней выглядишь словно принцесса из старой-старой сказки…
Дели страшно растрогалась от его просьбы, она с трудом сдержала слезы и дала ему фотографию.
Через два дня Дели проводила Гордона на станцию, где от волнения она застыла на перроне. В груди все разрывалось на части, а она, словно изваяние, все стояла перед вагоном в ожидании, когда поезд тронется, и не могла пошевелиться. Она боялась, что если она начнет что-то говорить Гордону, смотревшему на нее из окна вагона, то слезы хлынут из глаз, а она совсем этого не хотела.
Когда поезд тронулся, Гордон долго махал рукой, а Дели все стояла и смотрела ему вслед.
6
Следующее письмо пришло от Гордона очень не скоро, почти через два с половиной месяца, из Сингапура.
Гордон писал, что их часть прибыла в Сингапур, где очень жарко и много отвратительных москитов, что японцы все-таки готовятся к наступлению…
Через несколько дней она услышала по радио, что Сингапур пал. С тех пор писем от Гордона больше не было.
Проходили месяцы — писем все не было. Наконец пришло известие, что капитан Гордон Эдвардс пропал без вести. Но «пропал без вести» — это ведь еще не погиб!
Дели не теряла надежды, ей почти каждую ночь стали сниться джунгли, узкоглазые японцы с тоненькими косичками за плечами и Гордон.
Дели почти перестала браться за кисть, она рисовала лишь во сне. Во сне она часто видела, что пишет портрет Гордона в военной форме, но никак не может его закончить. Она просыпалась от досады, что вновь сегодня не закончила его портрет. Потом она вставала и долго гуляла в ночи по берегу реки, слушая шорох камышей, затем возвращалась домой и начинала писать письмо Мэг, которая вместе с Огденом, получившим новую должность, переехала в Ренмарк, в Южную Австралию. Там Огдена назначили начальником шлюза, а Мэг поступила работать на несколько часов в день санитаркой в больницу.
Мэг писала, что Вики уже пошла в школу, и Дели очень по ней скучала.
Наступил день, когда война закончилась, была подписана Женевская конвенция и всякие различные международные соглашения о возврате военнопленных, но вот подписала ли ее Япония — Дели не знала.
Она была совершенно уверена, что Гордон находится где-то в плену, где-нибудь в Малайе.
В Европе война кончилась, но японцы еще не сдавались. Весь мир был поражен известием об атомной бомбардировке, что Дели тоже ужасно возмутило. Она подумала, вдруг Гордон мог оказаться где-нибудь там, поблизости от Хиросимы.
Через два месяца после разгрома японцев пришла официальная бумага о смерти Гордона, как сообщалось «в результате болезни».
Это было для нее страшным ударом, хотя она проплакала всего лишь полчаса, а потом принялась собирать в саду яблоки.
Надежды больше не оставалось, но Дели все равно продолжала верить, что это ошибка, Гордон непременно вернется.
Бренни и «Филадельфия» теперь работали на управление инженерных работ, пароход участвовал в углублении дна у шлюзов неподалеку от Веллингтона. Бренни набрал команду рабочих из одних мужчин, и Дели вообще перестала ездить к нему в гости на пароход. «Филадельфия» стала ей совсем чужой. А Бренни не особенно настойчиво звал ее в гости, он был слишком занят работой.
Понемногу она вновь принялась рисовать. Теперь она писала пейзажи старого русла Муррея, камышовые заводи и диких уток на воде. И все пейзажи получались у нее печальными и осенними, несмотря на то что вся природа дышала весной.
Как-то возвращаясь из очередного похода на этюды, она увидела, что у дома стоит очень худой человек в шортах цвета хаки с очень загорелым лицом. Он держал под мышкой папку.