Сердце у Дели забилось, она поняла, что его появление связано с Гордоном.
— Вы от Гордона? — спросила она, пытаясь по его глазам прочесть: какое известие он принес ей? Может быть, Гордон все-таки жив? Да, это безусловно так! Она почувствовала это по его веселым темным глазам. — Ну, проходите-проходите, — сказала она срывающимся голосом и быстро провела его в дом.
Он представился как Мик Бернс.
— Вы ведь знали Гордона? Вы видели его?.. Гордона Эдвардса?
— Да, я был вместе с ним. Он отличный парень, каких мало, — сказал Мик Бернс.
Дели засуетилась, она бросилась разжигать керосинку, чтобы поставить чайник, но Мик Бернс предложил, чтобы он сначала рассказал, а потом уже они попьют чай.
Они сели за круглый стол. Дели, беспокойно водя руками по скатерти, не глядя на него, слушала, стараясь запомнить каждое его слово.
Он рассказал, что видел, как умирал Гордон. Держался он молодцом. Голос этого Бернса был спокойным, даже почти равнодушным.
— Перед смертью он попросил меня спрятать свои рисунки, которые в лагере для военнопленных Гордон делал карандашом и красками. — И Мик Бернс раскрыл свою кожаную папку. — Краски Гордон изготовлял из глины, древесного угля, из листьев — из всего, что попадалось.
Мик Бернс выложил из папки на стол множество рисунков на различных клочках бумаги, на конвертах, было даже несколько тонких деревянных дощечек от ящиков с рисунками красками.
Среди рисунков Дели обнаружила свою фотографию семнадцатилетней девочки, которую она дала Гордону. На обороте фотографии был нарисован лагерь, в котором Гордон находился. Здесь были портреты ребят, как сказал Бернс, которые просили перед смертью зарисовать их на память. Рисунок, где какой-то солдат тащит раненого. Двое ужасно худых людей в арестантской форме с гнойными ранами на ногах. Умирающий человек — обтянутый кожей скелет на носилках с огромными печальными глазами.
Слезы застилали глаза, но Дели продолжала внимательно рассматривать эту груду набросков и цветных рисунков. Она решила, что непременно напишет цикл картин, который будет называться «Война», и в основу этого цикла она положит эти рисунки Гордона.
— Он правда умер от болезни? — спросила она.
— Нет…
— Как он умер?
— Его японец обезглавил мечом. Гордон не собирался лизать сапоги коменданту лагеря… В лагере было мало офицеров, а Гордон среди офицеров был самым дерзким. Выстроили весь лагерь, чтобы все смотрели на казнь. Все случилось быстро и легко. Гордон был абсолютно спокоен, даже улыбался и шутил с друзьями перед тем как…
— Вы это видели?
— Да, я это видел собственными глазами. Он молодец, он был большой молодец. Он был настоящий офицер. Он был просто герой… Я ничего лишнего не прибавил, я сказал как есть. Как было… Он был очень мужественный офицер, очень любил солдат, никогда в нем не было высокомерия. У него была девушка-японка, она жила в Китае, ее силой привезли в публичный дом для японских солдат. Гордон даже говорил, что хотел бы жениться на ней, но это он, видимо, шутил…
— Да, может быть, хотя я так не думаю. Ну что ж, значит, все закончилось быстро?
— Очень быстро. И очень легко. Я же говорю, что он улыбался, шутил, махнул рукой друзьям. Мы стояли всего лишь пять минут, глядя на эту казнь. Очень быстро все произошло…
— Ну тогда давайте пить чай, — улыбнулась Дели. — Вы очень много сделали для меня. Я не смогу вас отблагодарить никак.
— О благодарности речи быть не может, я сделал лишь то, что обещал Гордону, — спокойно сказал Мик Бернс.
7
Узнав, что к матери приезжал человек, который что-то знает о гибели Гордона, Алекс бросил дела в больнице и в клинике, где он уже стал главным хирургом, и вместе с Энни приехал к Дели.
Алекс застал Дели в оцепенении. Она односложно отвечала на вопросы, показывала рисунки Гордона — ей не хотелось видеть ни Алекса, ни Энни. И, прекратив свои настойчивые вопросы, сын принялся разговаривать с Энни о своих повседневных врачебных делах.
Немного выдвинутые зубы Энни не красили ее, но, как ни странно, она была привлекательна: ее пухлое личико и коротко остриженные ногти, в отличие от длинных грязных ногтей Мэвис, вежливые и кроткие манеры — все это говорило, что Энни действительно оказалась той девушкой, о какой Алекс мог лишь мечтать. Хотя странно, что она сейчас думает об Энни как о девушке Алекса, ведь они столько лет уже женаты.
— Ма, может быть, нам тебя осмотреть, устроить, так сказать, консилиум? — спросил Алекс.