— Ну что же ты молчишь, дорогой? Скажи, когда пройдут эти шишки на руках?
— Скоро, ма, может, через полгода.
— Алекс, ты совсем не умеешь лгать, посмотри мне в глаза.
— Да, мама, но, может быть, тебе лучше не знать?
— Нет, мне лучше знать все, что ты думаешь по поводу моей болезни.
— Видишь ли, воспалительный процесс вряд ли можно остановить, и я не уверен, что через какое-то время пальцы станут разгибаться.
— Я останусь страшной старухой со скрюченными пальцами? Они похожи на отвратительные грабли, мне тяжело держать кисть и карандаш. Алекс, неужели нельзя дать какое-то лекарство?
— Ма, лекарство можно дать, но возраст…
— Да, возраст, ты прав. Ну, не будем говорить все время о возрасте. Расскажи что-нибудь веселое, что ты там будешь делать, в Шотландии, что такое ординатура, это как учеба у профессора?
— Нечто в этом роде. Ты же помнишь, что я давно хотел повысить квалификацию в пластической хирургии. Чем больше проходит времени после войны, тем больше и больше обнаруживается несчастных фронтовиков, которые не хотят жить со своими ужасными шрамами на лице. У некоторых лица страшно обожжены, особенно у английских летчиков. Я думаю, мне нужно этим заняться вплотную, ты же знаешь, что у меня уже большая практика в пластической хирургии.
— Ну если большая практика, зачем же еще учиться у профессора?
— Видишь ли, ма, случаи бывают разные, в том числе и очень тяжелые, у кого-то, допустим, нет носа, его отрубило осколком, у кого-то нет ушей или нижней челюсти. Я не во всех случаях силен.
— Какие ужасы ты говоришь, не напоминай о войне, я просила рассказать что-нибудь хорошее!
Алекс стал рассказывать о новорожденном, об Энни, но через несколько минут увидел, что глаза у Дели наполовину закрылись и она стала засыпать.
9
За пять лет боли в руках у Дели и не усилились, и не прошли. Пальцы ее уже почти не разгибались, ходила она с трудом, но все равно заставляла себя раз в два или три дня ходить на этюды.
Каждые два месяца она рассылала свои работы по различным галереям штатов, где их охотно брали. Цена на картины ее давно не интересовала. Она просто хотела писать, просто хотела, чтобы ее пейзажи висели у тех людей, которым они нравились. И Дели с радостью дарила всем, кто изредка заходил в ее дом, пейзаж, который нравился пришедшему. Несколько картин она подарила Дорин, своей сиделке, и около десятка — Вики, своей внучке.
Кому она всегда была особенно рада, так это Вики. Она уже выросла и стала почти самостоятельной взрослой девушкой. Вики уже не жила со своей матерью, Мэг. Она училась на журналистку в университете и довольно часто приезжала к Дели.
Дели большую часть дня теперь сидела под пледом в кресле и старательно пыталась разработать руки, пыталась вязать разные мелочи для хозяйства. Если бы ее это занятие, ее пальцы совсем перестали бы двигаться, они пожелтели и были похожи на восковые.
Сиделка Дорин, к которой Дели за шесть лет так привыкла, что считала ее своей дочерью, оставила ее, уехав в Сидней работать в большую клинику. У нее теперь была новая сиделка, мисс Бейтс.
Зрение и слух ухудшались, и теперь, чтобы Дели слышала, нужно было кричать или говорить возле самого ее уха. Но то, что Дели хотела слышать, она слышала прекрасно и мгновенно; как услышала сейчас, что к дому подъезжает автомобиль.
«Конечно, это Вики, или, может быть, Алекс вернулся из Европы», — подумала Дели и уронила на пол клубок, пытаясь встать и открыть дверь, но ее опередила мисс Бейтс.
Возле дома послышались звонкие голоса, Дели слышала их, словно находилась внутри пустой баржи: голоса чуть звенели, и в ее ушах от них было эхо, как будто говорили двое или даже трое человек.
— Где моя бабушка? Где моя любимая бабушка! — услышала она возгласы Вики. Дели с трудом поднялась и протянула навстречу внучке руки.
— Что же ты так кричишь, Вики, как будто я глухая? У меня лопнут барабанные перепонки!
— Бабушка, как выросли деревья, я их просто не узнаю, а ты как помолодела, это же просто чудо! Как твое здоровье?
Вики осторожно обняла Дели и несколько раз поцеловала в щеки.
— Я по-прежнему все молодею. Как ты здесь оказалась, моя милая, я ужасно рада, что ты навестила больную старуху.
— Я в командировке, меня из Мельбурна прислали сюда работать почти на год. И вот первое интервью, которое я хочу взять как начинающий репортер, — это интервью у моей знаменитой бабушки.