Но Алекса опередил Бренни:
— Да, на «Филадельфии» скоро станет совсем тесно. Если поплывем на Дарлинг, этот наверняка увяжется с нами, как ты думаешь, Алекс?
Алекс лишь посмотрел в потолок и покачал головой, всем своим видом словно показывая: ну что с него возьмешь, с моего недалекого и простодушного братца?!
— А кто «этот»? — спросил Гордон.
— Максимилиан. Максимилиан Джойс, что купил баржу, — ответил Бренни.
— Он зафрахтовал «Филадельфию»? — спросила Мэг.
— Нет. Да. Точно! Зафрахтовал нашу Дели! — обрадовался Бренни. — Ты бы видела, Мэг, как он смотрит на нашу мать — это же можно умереть, как он сегодня расшаркивался перед ней! И ручку целовал и розу ей подарил…
— Я видела розу, но мама мне показалась смущенной, я не стала спрашивать, откуда этот цветок, — сказала Мэг с горящими от интереса глазами.
— Это он подарил! Это еще что, он обещал ей синие орхидеи под цвет глаз, — пробурчал Алекс.
— Так что наша мать «и башмаков еще не износила»? — трагически и мрачно спросил Гордон.
— Башмаков? При чем тут башмаки, Горди? — удивленно спросила Мэг.
— «Башмаков еще не износила!.. Валяться в похоти просаленной кровати, утопать в испарине порока, любоваться своим падением!..» — продекламировал Гордон с пафосом; в голосе его звучало неподдельное отчаяние, несмотря на то что он сейчас был похож на трагического актера из бродячего театра, что временами приезжали в Австралию из Америки и давали представления в маленьких городках Южной Австралии.
— Что-то знакомое… — сказал Алекс.
— Какие, оказывается, все бестолковые. Мэг, ты же неплохо в школе училась. «И башмаков еще не износила», — вновь простонал Гордон, обхватив руками голову и качая головой. Казалось, он даже побледнел и осунулся, войдя в роль театрального трагика. — Нет, бежать нужно с нашего парохода, бежать…
— Конечно, крысы бегут первыми, — усмехнулся Алекс.
— Это я? Ты меня имеешь в виду?
— А кого же? Ничем полезным не занимаешься, только шляешься по берегу, — сказал Бренни презрительно. — Вот будешь в кочегарке по двадцать четыре часа сидеть — тогда узнаешь… почем башмаки!
— Это же Шекспир, «Гамлет»! — протянул Гордон, чуть обидевшись на слова Бренни и Алекса.
— Точно. Мы проходили в школе, только я, кажется, тогда болела, — сказала Мэг, покраснев оттого, что она не сразу вспомнила.
— Ну и что за башмаки? — удивленно спросил Бренни почти зло. Его страшно злило, что Гордон всех выставил дураками, особенно его. Бренни практически учился только в начальной школе, а дальше лишь делал вид, что учится, и так и не окончил школу. — При чем здесь башмаки?!
— А при том, что мать Гамлета вышла сразу же после смерти отца замуж! Вышла за его убийцу, который отравил отца Гамлета, влив ему в ухо яд, и башмаков еще не износив!
— Ну, кажется, у нас есть один потенциальный отравитель. Но он пришел позже, уже после того, как отец скончался, — вздохнул Алекс, показав глазами на Омара в надежде, что тот не поймет. Но Омар понял, что о нем идет речь.
— Простите меня, если что-то было не так, — сказал Омар, встав и низко наклонившись со сложенными на груди ладонями. — Может быть, мне убрать посуду?
— Все было так. Можешь отдыхать, Омар, — сказал Бренни.
— Как «отдыхать»? Пойду посуду мыть! — оскалил зубы Омар и стал собирать тарелки.
— Кофе никто не будет, Омар, уже поздно. Действительно, иди отдыхать, а мы тут поговорим кое о чем… — сказала Мэг.
— На семейном совете, — добавил Бренни, уперев руки в бока, словно разгневанный и пьяный капитан корабля. Омар, собрав посуду, вышел. Бренни выждал паузу, оглядел всех исподлобья и сказал: — Чует мое сердце, что мать выйдет замуж! Но это к лучшему…
— А я так не считаю. Это предательство, вам не кажется? — угрюмо спросил Гордон.
— Совсем нет, Горди. Она же живой человек! Ты хочешь, чтобы она до самой смерти таскалась с нами на этой посудине? Ты хочешь, чтобы она была несчастна? Чтобы у нее никогда больше не было любви!.. — Мэг часто-часто задышала, на глазах у нее появились слезы, и она, не сдержав их, сквозь рыдания прокричала: — Как у меня?! — Мэг закрыла лицо ладонями и упала головой на стол. Плечи ее затряслись.
Братья недоуменно переглянулись.
— Это Гарри, — шепнул Бренни на ухо Алексу, так чтобы Мэг не слышала.
Но она и не могла слышать. Ее приглушенные рыдания, похожие на кашель, громко бухали в тесной кают-компании.
— Да знаю, — недовольно прошептал Алекс.
— Мэг, перестань. Что за ребячество? Будь мужественной, — сказал Гордон. Он тоже краем уха слышал, еще давно, о какой-то печальной детской любви Мэг, к которой Гордон не мог относиться серьезно.