— Дели. Дели… — сказал он, тяжело и хрипло дыша, и с силой сжал ее запястье.
— Пожалуйста, мне больно. Ты словно клещами сдавил! — воскликнула она, и он нехотя отпустил ее руку.
— Дели, мне кажется… Я чувствую, что люблю тебя, Дели, — сказал он хрипло.
У Дели, казалось, остановилось сердце. Вокруг все замерло. Хотя улица была пустынна, а шума автомобиля так и не было, но тем не менее все погрузилось в безмолвие. Поющие цикады среди цветочных клумб перед домами словно разом смолкли. Все смолкло, лишь в тишине слышалось его хрипловатое, шумное дыхание. Дели молчала. Она смотрела в его глаза, которые тускло поблескивали в темноте, и хотела бы сейчас видеть его вытянутое лицо очень отчетливо, чтобы разглядеть каждую черточку, каждую пору на его лице.
Она одновременно верила и не верила тому, что он сказал. Казалось, в его глазах она могла прочесть: «Да, это правда!» Но тем не менее оставалось в глубине его пристальных глаз нечто недосказанное.
— Максимилиан, я надеюсь, ты пошутил, — наконец тихо сказала она. — Все это как-то странно. Нелепо… Здесь, посреди улицы, а не в твоем роскошном номере, не в дорогом ресторане… ты вдруг решил…
— Да, я решил тебе признаться, Дели, — сказал он, чуть вытянув и сжав розовые губы, так что образовалась тонкая черта вместо губ.
— Мы слишком мало знаем друг друга. Наша случайная встреча — всего лишь встреча, а не что-то более. Максимилиан, так не может быть… — едва улыбнулась она.
Максимилиан крепко сжал ее плечо, другую руку положил ей на бедро.
— Прошу тебя, Макс! — Дели отдернула его руку. — Я буду очень огорчена, Макс, когда мои предположения окажутся верными.
— Какие еще предположения? Я люблю тебя, Дели!
— Я думаю, это мимолетное увлечение: твое и мое…
— Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. У нас впереди еще целая вечность счастья, Дели. Я давно не испытывал такой жажды… Я давно не знал, что такое любить, Дели!..
Дели ничего не могла ответить. Мыслей не было, но снова все стало путаться: какие-то обрывки воспоминаний о Брентоне, о словах Гордона, приснившаяся мама — «Ты будешь счастлива!» — Дели ничего не могла понять — почему она здесь, с ним, почему он говорит ей такие слова? Почему все так должно быть? Ей вдруг стало страшно, и, непонятно отчего, она ощутила просто жуткий страх, панический страх, словно она сейчас потеряется и никто уже никогда не найдет ее, не отыщет, она просто растворится в этой путанице, словно в небытии.
Дели убрала его руку с плеча, отступила от него на шаг и бросилась бежать, не разбирая дороги. Он тут же побежал за ней, быстро догнав, схватил за руку:
— Что с тобой, Дели?
— Я ничего не могу сказать тебе в ответ… Я очень удивлена, я хочу побыть одна, пожалуйста, найди машину и отвези меня на «Филадельфию», — буквально простонала она. Она сейчас почувствовала ту слабость, которая предваряла головокружение — от запаха розы или от него?
— Все-таки ты очень странная, Дели… Ведь ты чувствуешь то же, что и я! — уверенно сказал он.
— Нет. Я просто боюсь. Прекрати, ничего больше не говори. Пожалуйста, давай найдем такси, — слабым голосом, едва слышно прошептала она, заботясь только об одном: как бы не закружилась голова и она не упала бы в обморок от внезапно нахлынувшей слабости.
— И ты мне сейчас ничего не ответишь?
— Нет, естественно.
Она смотрела на него и чувствовала, именно чувствовала, что глаза его словно светятся любовью. Они теперь казались не серыми, а голубовато-синими, так их окрашивал сумрак ночи, такими же синими, как у Брентона. Страх снова накрыл ее волной, как сегодня утром, — страх перед неизвестным ужасным ее будущим или, наоборот, — восхитительно счастливым?!
Дели, чтобы больше не смотреть в обманчивую синеву его глаз, пошла к горящему впереди ночному фонарю. Максимилиан шел чуть позади нее и все ждал ответа.
Максимилиану Джойсу оставалось несколько месяцев до пятидесятилетнего юбилея.
Это был довольно преуспевающий бизнесмен, который, впрочем, почти не интересовался своими делами. Он употреблял пиво принципиально только со своего небольшого завода, жил на приличные доходы от своего производства, совсем не желая делать что-либо еще: покупать пивоваренный завод поближе к Лондону, или кожевенную фабрику, или еще что-нибудь, как временами предлагали ему завсегдатаи клуба. Нет, ему вполне хватало его пива, покера по пятницам, субботнего гольфа и воскресного посещения пресвитерианской церкви вместе с дочерью и ее мужем, а иногда и с Лилиан, если она бывала в Лондоне — нет, не для того, чтобы увидеться с ним, для консультации с врачами. Лилиан страдала, казалось, тысячью болезней, но врачи у нее находили довольно сильную астму и регулярно обострявшуюся язву желудка, хотя Лилиан настаивала еще, по крайней мере, на десятке болезней, которые она выискивала для себя сначала в медицинских журналах, а потом уже покупала десятки книг и брошюр на тему, как лечить желчнокаменную болезнь или врожденный вывих, который она тоже у себя временами обнаруживала.