Веспер навещала его каждый день, и он ожидал ее прихода с нетерпением. Она весело рассказывала о том, как проводит время, о своих походах по побережью, о том, как готовят в ресторанах, в которых она побывала. Ее познакомили с комиссаром полиции Руаяль-лез-О и с одним из директоров казино. Они как могли развлекали ее и, когда было нужно, давали ей машину. Она следила за тем, как идет ремонт «бентли», которую отправили в кузовную мастерскую в Руан, позаботилась даже О том, чтобы из лондонской квартиры Бонда переслали одежду. Из той, что была в отеле, не уцелело ничего. Все швы были вспороты, сама ткань в поисках сорока миллионов была изрезана в лоскуты.
О Намбере они больше не говорили. Время от времени Веспер рассказывала забавные случаи из своей работы в центре S, куда она была переведена из военно-морского флота. Бонд вспомнил кое-что из своей биографии.
Он поймал себя на мысли, что ему исключительно легко говорить с Веспер, и был удивлен.
Его отношения с большинством женщин имели устойчивые свойства смеси лаконизма и страсти. Медленные подготовительные маневры утомляли его практически так же, как выяснения отношений, неизбежно приводящие к разрыву. Незыблемое единообразие сценариев всех любовных интриг казалось ему зловещим.
Их схема — сентиментальные речи, прикосновение руки, поцелуй, страстный поцелуй, обнаженное тело, апогей в постели, снова постель, меньше постели, безразличие, финальное разочарование — представлялась ему постыдной и фальшивой. Более того, он старательно сокращал в каждом действии этой пьесы количество мизансцен: встреча на приеме, ресторан, такси, его собственная квартира, ее собственная квартира, уик-энд на берегу моря, снова квартиры, потом уловки, алиби и под занавес — бурная сцена разрыва на пороге дома под дождем.
Но с Веспер ничего похожего быть не должно.
Каждый ее приход превращал тоскливую больничную комнату в радостный оазис посреди изнурительных лечебных процедур. Их разговоры были просто разговорами двух товарищей с чуть приметным более страстным вторым планом: эту остроту привносило обещание, о котором они не вспоминали, но которое со временем, определенным ими самими, должно было быть выполнено. Со временем...
Впрочем, как ни старался Бонд ускорить свое выздоровление, он должен был пройти через все его этапы. И они были прекрасны.
Ему разрешили вставать, затем выходить в сад, потом была короткая прогулка пешком по окрестностям, долгая — на машине. Наконец настал вечер, когда врач, едва приехав из Парижа, объявил Бонда совершенно здоровым. Веспер привезла ему одежду, он попрощался со всеми, кто ухаживал за ним, и они сели в такси, заранее заказанное Веспер.
Минуло три недели, как смерть отступила от него. Был уже июль. Дюны и море томились под жарким летним солнцем. Бонд наслаждался каждым новым мгновением жизни и — будущего.
Он не знал, куда они ехали. Возвращаться в большие отели Руаяль-лез-О он не хотел, и Веспер обещала ему подыскать что-нибудь за пределами города. Но настояла на том, что не откроет раньше времени, где это место, сказала только, что ему там должно понравиться. Ему были приятны ее хлопоты, хотя, чтобы не возникло впечатление, будто он отказывается от собственных прав, он тут же окрестил местечко, куда они ехали, «Дыра-сюр-Мер» (Веспер сказала, что это на побережье) и громко расхваливал туалеты в глубине садика, клопов и тараканов.
По дороге случилось любопытное происшествие.
Такси ехало вдоль берега моря по направлению к «Полуночникам». Бонд рассказывал о погоне на «бентли», показывал вираж, после которого произошла авария, и место, где были поставлены шипы. Он попросил притормозить, чтобы Веспер увидела глубокие борозды, оставленные в асфальте обедами машины, масляное пятно там, где она перевернулась.
Веспер отвечала рассеянно и односложно. Бонд заметил, что она несколько раз бросила взгляд в зеркало заднего вида. Оглянувшись после очередного поворота, ничего подозрительного он не заметил.
Он взял ее за руку.
— Вас что-то тревожит, Веспер? — спросил он. Она улыбнулась в ответ, но несколько натянуто.
— Нет, нет, ничего. Вообразила, что за нами кто-то следит... Это нервы... Какая-то зловещая дорога. — И засмеявшись, она вновь посмотрела в зеркало.
— Вот он, смотрите... — В голосе ее был страх.
Бонд послушно оглянулся. Сомнений не было: метрах в четырехстах — пятистах сзади на хорошей скорости их догонял черный фургон. Бонд рассмеялся.