Конечно же, раз они встретились, пошла беседа о погоде. Однако лицо ее говорило нечто помимо тривиальных фраз. Со вчерашнего вечера она вообще совершенно изменилась к нему. Флори набрался смелости:
– Куда вчера угодил камень? Еще болит?
Она протянула и позволила взять свою руку. Вид у нее был ласковый, даже покорный. Шансы его внезапно очень возросли; преувеличенный вчерашний подвиг, понял он, может сейчас, заслонив даже историю с Ма Хла Мэй, вновь представить его укротителем буйволов, победителем леопардов. Сердце застучало, он сжал ее ладони в своих.
– Элизабет…
– Нас увидят! – быстро, но нисколько не сердито отняла она свою руку.
– Элизабет, послушайте. Вы получили то мое письмо, из джунглей, после нашего… несколько недель назад?
– Да.
– Вы ведь помните, что я написал?
– Да. Мне жаль, что я тогда вам не ответила, только…
– В те дни вы не могли, это естественно. Но я хочу напомнить, что там говорилось.
Говорилось там, разумеется, о том, как он ее любит и, что бы ни случилось, будет любить всегда. Они стояли близко, лицом к лицу, и он вдруг, как во сне (миг этот и запечатлелся обрывком волшебных сновидений), обнял, поцеловал ее. Она прильнула на секунду, но тут же, откинувшись, помотала головой – то ли боялась чужих взоров, то ли уклонялась от мокрых усов. И быстро, не сказав ни слова, исчезла за дверью клуба. Что-то грустное мелькнуло напоследок в ее глазах, однако она явно не гневалась.
Он тоже пошел в клуб, столкнувшись у дверей с чрезвычайно благодушно настроенным мистером Макгрегором, который улыбчиво приветствовал «явление в Рим героя славного!», после чего, уже серьезно, повторил благодарные поздравления. Пользуясь случаем, Флори весьма живо поведал о благородной роли доктора: «Отважно ринувшись в толпу бунтовщиков, бился как тигр…» И это было недалеко от истины, доктор на самом деле рисковал жизнью. Рассказ произвел впечатление на мистера Макгрегора, как и на остальных, прослушавших историю чуть позже. Во все времена ручательство одного европейца за уроженца Востока помогало последнему больше, чем сотни свидетельств его соплеменников. Тем более что нынче мнение Флори имело особый вес. Фактически доброе имя доктора было восстановлено, и вопрос о его приеме в клуб можно было считать решенным.
Формально, однако, дело все-таки до конца не завершилось, поскольку тем же вечером Флори уехал в джунгли. Округ был теперь надолго гарантирован от каких-либо мятежных волнений: во-первых, по причине дождей, призвавших крестьян на пашни, а во-вторых, из-за раскисших, не позволявших собираться толпами дорог. В Кьяктаду Флори полагал вернуться дней через десять, как раз к очередному приезду падре. Честно говоря, не хотелось видеть возле Элизабет Веррэлла. Вся горечь унизительно терзавшей ревности после полученного от девушки прощения, как ни странно, испарилась. Веррэлл мешал лишь своим временным присутствием. Даже картины, рисующие ее в объятиях лейтенанта, перестали мучить, ибо недолго уже им осталось воплощаться. Ясно стало, что никакого предложения со стороны благородного офицера не последует; такие кавалеры не женятся на бедных барышнях из глуши на окраинах Империи. Он скоро бросит ее, и она вернется – вернется к Флори. И это виделось прекрасной, счастливейшей развязкой. Смирение подлинной любви способно простираться до жутковатой беспредельности.
У По Кина захлестывала ярость. Дурацкая самостийная осада не выбила его из колеи, но подбросила горсть песочка в буксы отлично смазанных колес. Хлопоты по очернению доктора приходилось начинать заново. Младшему писарю Хла Пи понадобился острый бронхит, чтобы целых два дня, не отвлекаясь на службу, кропать дружеские сообщения, уличая доктора во всем, от гомосексуальных пристрастий до кражи почтовых марок! Полное законное оправдание содействовавшего бегству Нга Шуэ О тюремного стража изъяло из кошелька судьи целых двести рупий на свидетелей! Анонимки подробно доказывали Макгрегору, как вероломно действовал Верасвами, подлинный организатор побега, чтобы переложить вину на бедного, беззащитного подчиненного! Но результаты не утешали. Вскрытая депеша Макгрегора комиссару, где речь шла об обстоятельствах мятежа и доктор характеризовался как человек «весьма благонадежный», вынудила собрать экстренный военный совет.
– Время решительно ударить по врагу! – заявил У По Кин на утреннем совещании тайного штаба.
Присутствовали, расположившись на веранде судейского дома, Ма Кин, Ба Сейн и подающий большие надежды юный смышленый Хла Пи.
– Перед нами стена, – продолжал У По Кин, – и стена эта именуется «Флори»! Кто мог ожидать, что жалкий трус не бросит индийского дружка? Увы! И пока Верасвами под такой защитой, мы бессильны.