– Доброе утро, – буркнул Веррэлл, мазнув небрежным взглядом какую-то из захолустных тощих куриц.
В ту же секунду рядом с тетей возникла Элизабет. Очки она сняла и обмахивалась снятой панамой. Господи, ну какой солнечный удар, если у вас очаровательная стрижка? Порывом ветерка – внезапно проносящегося в зной благословенного ветерка! – легкое платье, прянув назад, облепило стройную гибкую фигуру. Приятно удивленный Веррэлл чуть откинулся. Чуткая кобылка мгновенно вздыбилась, но, послушная узде, опустила копыта. До сих пор офицер не знал и не заботился узнать, есть ли в городке барышни.
– Моя племянница, – пояснила миссис Лакерстин.
Лейтенант не ответил, но бросил клюшку и снял шлем. Глаза его на миг пересеклись с глазами девушки. Безжалостно яркий свет лишь подчеркивал свежесть их молодых лиц. А Элизабет! Хотя колючая трава отчаянно жгла голени и лицо офицера виделось ей без очков лишь белесым пятном, но сердце ее ликовало! Взволнованная кровь прилила к щекам, окрасив их прозрачным нежным румянцем. «Хм, персик!» – вынужден был про себя отметить лейтенант. Даже во взглядах угрюмых, пристально наблюдавших сцену индусов блеснуло любопытство, вызванное красотой этой пары.
Миссис Лакерстин нарушила долгую паузу.
– Ах, мистер Веррэлл, – лукаво протянула она, – невеликодушно столь долго пренебрегать нашим скромным обществом! Для нас такое удовольствие – новое лицо в нашем клубе!
Веррэлл по-прежнему глядел только на Элизабет, когда заговорил в поразительно изменившейся тональности:
– Да я все собирался зайти на днях, но страшно занят был – людей своих размещал по казармам, все такое. Прошу прощения, – добавил он, изменяя своей манере не деликатничать ради этой весьма, весьма хорошенькой девчушки.
– О, никаких извинений! Мы, разумеется, понимаем. Но ждем, сегодня непременно ждем вас! А то, знаете, – лукавство мадам достигло пределов грациозности, – мы начнем думать, что вы очень гадкий и непослушный!
– Прошу прощения, – повторил Веррэлл. – Вечером буду.
Взяв неприступную крепость, победительницы проследовали в клуб, где, однако, высидели лишь несколько минут, ибо истерзанные травой ноги требовали спешно бежать домой переодеть чулки.
Веррэлл честно исполнил обещание и вечером прибыл в клуб. Прибыл несколько раньше прочих, немедленно дав почувствовать свое появление. Наперерез чуть позже явившемуся Эллису из комнаты для бриджа выскочил карауливший там старый бармен. Он трясся, по щекам его катились слезы.
– Сэр! Сэр!
– Ну, что еще такое? – проворчал Эллис.
– Сэр! Новый белый хозяин пинал меня, сэр!
– Чего мелешь?
– Бил меня! – Голос слуги задрожал плаксивым стоном. – Би-и-ил!
– И правильно делал. А кто бил-то?
– Новый сахиб, сэр, офицер военной полиции. Ногой меня, сэр, прямо вот сюда! – Он потер себе ниже спины.
– Дьявол! – скрипнул зубами Эллис.
В салоне Веррэлл читал газету – виднелись только края его светлых летних брюк и пара сияющих темно-коричневых ботинок. Услышав шаги вошедшего, он и не шевельнулся. Эллис встал на пороге.
– Эй, вы – как вас там? Веррэлл!
– Что?
– Вы пинка дали нашему бармену?
Бледно-голубое око недовольно блеснуло над газетным листом, будто глаз выползающего из-за камня рака.
– Что?
– Вы, говорю, чертову бармену поддали?
– Я.
– А с чего это вы разошлись-то?
– Ваш оборванец взялся рыло мне кривить. Притащил виски с содовой, я приказал побольше льда, а он ни с места – понес чушь про экономию каких-то последних кусочков. Я пнул как полагается. Урок ему.
Эллис от ярости побелел. Никому не позволено пинать чужих слуг, у которых свои сахибы есть. Особенно злило, что этот Веррэлл наверняка сейчас подозревает его, Эллиса, в слюнявом сочувствии бармену и хуже того – в неодобрении такого метода воспитывать слугу.
– Говорите, «урок»? Может, и дьявольски нужный урок, да по какому праву вы вдруг являетесь тут наших слуг учить?
– Тише, приятель. Нужно было пнуть. Вы здесь совсем уж своих чушек распустили.
– Ух ты какой! Вот именно – своих, сами и поддадим им, когда надо! А ты-то что за цаца наглая? Давай полегче в чужом клубе!
Чуть опустив газету, Веррэлл пустил в ход оба бесстрастных рачьих глаза. Лейтенант никогда не терял хладнокровия с европейцами, надменный скрипучий голос не повысился ни на полтона. Это не требовалось.
– Эй, приятель, когда мне кривят морду, я даю под зад. Хотите получить?
Распаленного Эллиса будто водой окатили. Он не боялся, никогда и ничего он не боялся, но этот взгляд умел гасить ваш пыл – мгновенно обрушивал на вас весь Ниагарский водопад. Ругань застыла на губах Эллиса, голос его вдруг осип. Интонация сделалась ворчливо-вопросительной.