– Готов! Уже отъехал!
– Он уехал?
– Ну да, то есть тронется, думаю, через полчасика. Я-то устал как пес, не стал ждать, чтоб платочком помахать. Коняшек его загрузил, да и сюда…
Последовали, вероятно, прочие разъяснения, но ни тетушка, ни племянница их не услышали – через мгновение обе стояли у входных дверей.
– Бармен, рикшу немедленно к крыльцу!
Вторая фраза: «На станцию, джалди! Пошел!» – прозвучала уже в повозке, сопровождаясь для понятности тычком зонта миссис Лакерстин в спину неповоротливого рикши.
Элизабет закуталась плащом, тетя в повозке раскрыла зонт, но проку было мало. Ливень хлестал такой, что, еще не выбравшись из ворот, обе дамы насквозь промокли. Впряженного рикшу едва не опрокинуло; согнув голову, он с надсадным стоном тянул экипаж против ветра. Элизабет била горячечная дрожь. Ах, что-то тут не так, что-то не так! Он написал ей, а письмо случайно потерялось. Конечно, потерялось! Так не должно быть, нет, не мог же он просто уехать, даже не попрощавшись! И даже если так, надежда не потеряна! Вот он увидит ее на платформе, в последний раз, и сердце его дрогнет, он не сможет ее оставить! Станция была уже рядом. Элизабет чуть отстала от повозки, хлопая себя по лицу, чтобы бледные щеки порозовели. Вымокшие сипаи, в жалко обвисшей униформе, суетились на перроне с грузовыми тележками. Люди его отряда. Слава Богу, до отправления еще четверть часа! Спасибо, Господи, что подарил хоть эти минуты свидания!
Какой-то паровозный состав, лязгнув и зафырчав, двинулся по рельсам. Низенький смуглый начальник станции, одной рукой придерживая на голове слетавший с форменного шлема капюшон плаща, другой рукой отталкивая двух галдящих ему в уши индусов, уныло смотрел вслед уползающим вагонам. Миссис Лакерстин возбужденно выкрикнула сквозь дождь:
– Дежурный!
– Мэм?
– Какой поезд уходит?
– На Мандалай, мэм.
– Мандалайский? Не может быть!
– Ручаюсь вам, именно этот, – сняв шлем, приблизился начальник.
– Но мистер Веррэлл, офицер? Он же не там, он не уехал?
– Только что отбыл, мэм, – махнул начальник в сторону скрывшего поезд облака пара.
– Но ведь еще не время!
– Да, мэм, по расписанию отправка через десять минут.
– Как же вы допустили?
Круглое смуглое лицо растерянно сморщилось, плечи недоуменно поднялись.
– Не знаю, сам не знаю, мэм! Небывалый случай! Молодой лейтенант так решительно приказал отправлять! «Нечего, говорит, дожидаться!» Я ему говорю, что это нарушение графика, а он говорит – плевать на график. Я его убеждаю, а он требует, и вот…
Начальник станции развел руками: мол, что поделаешь, если есть люди, которые всегда добьются своего, даже отправки поезда вне расписания. Возникла пауза. Два индуса, усмотрев для себя некий шанс, подбежали, возмущенно тыча под нос миссис Лакерстин какие-то засаленные книжечки.
– Что им надо? – испуганно отпрянула мадам.
– Торговцы фуражом, мэм; одному офицер Веррэлл не заплатил за сено, другому за овес.
Вдали протяжно засвистел гудок. Длинной гусеницей огибая равнину, поезд мигнул окошком, словно через плечо, и исчез. Обшлага прилипших к ногам начальника станции мокрых белых штанин уныло хлопали на ветру. От кого же торопился сбежать Веррэлл – от Элизабет или от кредиторов? Этот весьма занимательный вопрос навек остался без ответа.
Обратный путь был нелегким, порывы встречного ветра то и дело отбрасывали повозку назад, мешая подняться на холм. В доме дамы буквально пали бездыханными. Слуги помогли снять тяжелые промокшие плащи, Элизабет потрясла головой, сливая с волос ручьи. Миссис Лакерстин нарушила наконец длившееся всю дорогу молчание:
– Ну что ж! Из всех самых бесцеремонных… просто отвратительных субъектов!..
Лицо Элизабет, хоть и исхлестанное ветром и дождем, было мертвенно-бледным. Но это лицо осталось непроницаемым.
– Мог все-таки проститься с нами, – холодно обронила она.
– О, помяни мое слово, дорогая, это счастье, что ты избавилась от него! Мне этот молодой человек сразу показался жутко, жутко одиозным!
Позже, когда дамы, приняв ванну, переодевшись и слегка придя в себя, сидели за столом, тетушка спросила невзначай:
– А какой, кстати, сегодня день?
– Суббота, тетя.
– Ах суббота! Значит, вечером приезжает наш дорогой падре. Интересно, сколько же паствы соберется завтра к воскресной службе? Мне почему-то кажется, почти все будут. О, чудесно! По-моему, и мистер Флори как раз собирался вернуться. Да-да, и наш милейший мистер Флори!