Как и подобает крокодилу, судья ударил в самое уязвимое место. Успех сцены, разыгранной Ма Хла Мэй, лишний раз доказал талант сценариста и режиссера У По Кина.
Священник быстро завершил проповедь, и, как только богослужение закончилось, Флори, ни на кого не глядя, поспешил к выходу. Слава Богу, почти стемнело. Чуть отойдя от церкви, Флори остановился, следя за парами, устремившимися в клуб. Торопятся! Еще бы, появилось нечто, что надо срочно обсудить! Опрокинувшись брюхом вверх, Фло шаловливо цепляла лапами ботинки, просила поиграть.
– Да отвяжись ты, к черту! – пнул он собаку.
На церковном крыльце показалась Элизабет. Мистер Макгрегор имел счастливый случай представить ее священнику. Затем оба джентльмена направились к дому представителя комиссара, где его преподобие останавливался на ночлег, а девушка направилась к клубу. Флори побежал за ней, догнав у самых клубных ворот.
– Элизабет!
Она, вздрогнув, оглянулась, побледнела и торопливо пошла дальше. Он в отчаянии схватил ее за запястье.
– Элизабет! Пожалуйста, я должен объяснить!
– Позвольте мне пройти!
Она дергала руку, он не отпускал. Двое вышедших из церкви каренов замерли, с любопытством уставясь на них. Флори постарался говорить спокойнее:
– Элизабет, непозволительно задерживать вас таким образом, я знаю. Но мне надо, необходимо с вами поговорить! Выслушайте, пожалуйста. Не убегайте!
– Отпустите вы мою руку? Дадите наконец пройти? Пустите!
– Да-да, сейчас, минуту! Скажите лишь одно – когда-нибудь потом, когда-то после, вы сможете меня простить?
– Простить? Что вы имеете в виду? За что мне вас прощать?
– Конечно, моему позору нет предела. Ничего гаже не могло произойти! Но здесь все не так просто, и я, быть может, не столь уж виноват. Вы потом, успокоившись, сами поймете. Сейчас, конечно, невозможно, я понимаю, но когда пройдет время, когда будет не так ужасно, вы сможете забыть?
– О чем вы? Что забыть? Странные мысли! Сцена была, на мой взгляд, отвратительна, но мне-то что за дело? Почему вы вообще решили в связи с этим допрашивать меня?
Он почти потерял надежду. И тон ее, и все слова буквально повторяли тот, прежний их кошмарный разговор. Опять она не хочет слушать, притворяется, хочет лишь ускользнуть.
– Элизабет! Пожалуйста! Прошу, будьте же справедливы! Сейчас это очень серьезно. Я вовсе не надеюсь мгновенно вернуть вашу благосклонность, в момент такого моего позора это вряд ли возможно. Но все-таки. Вы же, в общем, пообещали выйти за меня…
– Что-о? Я – выйти за вас? Когда это я обещала?
– Не на словах, но ведь все было ясно между нами.
– Между нами ничего не было! Вы себе позволяете бог знает что. Я спешу в клуб. Прощайте!
– Элизабет! Элизабет! Как можно осуждать, не выслушав? Вы знали, что до встречи с вами я жил иначе. Сегодняшний случай только печальное напоминание. С этой несчастной я действительно был близок, да, признаю, однако…
– Не желаю слушать ваши гадости! Все!
Он снова схватил ее запястья и не позволил уйти. К счастью, карены уже удалились.
– Придется вам послушать! Уж лучше поневоле слегка обидеть вас, чем опять провалиться в неизвестность. За все время знакомства мы ни разу не говорили откровенно. Словно вам было непонятно, как я мучился. Теперь вы скажете, вы не сбежите без ясного ответа.
Она пыталась вырваться и проявила недюжинную силу. Лицо ее пылало яростью, о возможности которой у этой девушки он даже не подозревал. Сейчас она так ненавидела его, что готова была ударить. И несомненно, ударила бы, будь ее руки свободны.
– Пустите! Вы, животное! Пустите!
– Боже, Элизабет! Вот так бороться с вами! Боже, что мне делать? Я не могу вас отпустить. Вы должны выслушать!
– Нет! Не хочу! Какое у вас право меня допрашивать!
– Простите, не сердитесь! Ответьте только – когда-нибудь, когда вся эта мерзкая история останется в далеком прошлом, вы выйдете за меня?
– Нет! Нет! Никогда!
– Не спешите, прошу вас. Не выносите приговор. Пусть в этот вечер будет ваш отказ, но через месяц, через год? Пусть через годы?
– Разве я не сказала «нет»? Какой смысл продолжать?
– Элизабет, послушайте. Снова и снова я пытаюсь объяснить вам, что вы для меня значите, но как-то не выходит! Попробуйте меня понять, ведь я рассказывал о здешней жизни – мертвой жизни, в тоске, одиноком нытье и самоедстве. Постарайтесь представить и поймите, что вы, единственный на земле человек, кто мог бы стать моим спасением.
– Дадите вы мне уйти? К чему эта дикая сцена?