Плыли они немало. Альмарион понял, что вернуться на Бусину уже не успеет, но проводники успокоили его, дав понять, что сами отвезут в город и сообщат об изменении планов взрослым. А перемещаться они умеют быстро, очень быстро.
Нестись по морю на спине мощного зверя было так упоительно, что Куруфинвион сам не заметил, как запел какую-то походную песню. Кажется, афалинам понравилось — они начали насвистывать с ним в унисон.
Вода сменила цвет, став темнее. По небу, кажущемуся сейчас слишком светлым, изредка прокатывались радужные волны. Проводники остановились, дав понять, что до места они добрались. Эльфенок отдышался, сделал глубокий вдох и нырнул. Дельфин поменьше плыл рядом. Тот, что побольше, остался на поверхности.
Она выглядела так, как ему показали — изящная фигура высотой в три его роста подавалась вперед, будто шагая против сильного встречного ветра. Правая рука ее, так же вытянутая раньше и указывавшая вдаль, была сломана. Причем, место излома выглядело свежим, как будто произошло все буквально вчера. Да и вообще весь правый бок статуи выглядел значительно хуже левого: краска с него была содрана полосами, несколько прядей, долженствующих обрамлять лицо, тоже были обломаны, а конец правого крыла отсутствовал вовсе.
За статуей располагался заросший ракушками валун. Будто специально находящийся здесь, в непосредственной близи от скульптуры, он подчеркивал, как та прекрасна и будто бы неподвластна времени. Крылья статуи словно обнимали темную громаду валуна, еще больше сближая и одновременно разделяя их — камень и статуя, казалось, были из разных времен. Алмо протянул руку, попытавшись коснуться темной пряди, выбившейся на лицо, черты которого, пусть и несомненно красивые, показались ему неправильными. Однако пальцы ощутили какое-то препятствие. «Чары!» — понял эльфенок. Конечно, что же еще могло сохранить статую такой, какой она попала на дно моря?
Он всплыл, отдышался и снова нырнул, на этот раз повнимательнее присматриваясь к скале. Очертания ее были знакомыми и незнакомыми одновременно. Узкая у самого дня, она расширялась кверху, причем слева казалась более округлой. Он снова вынырнул и, цепляясь за спинной плавник большего дельфина, задумался над тем, что только что увидел.
Снова нырнул, повнимательнее рассматривая деву. Ее одежду — статуя явно была не в полный рост, и это несколько озадачило его. Украшения: гребень и браслет на уцелевшей, отведенной к крылу руке. Строгий узор стилизованной волны: он не раз видел такие в том же Альквалондэ. Прическу, открывающую как лоб, так и шею. Прическу! Он присмотрелся, и действительно, ухо девушки, просматривающееся среди темных прядей, было закруглено. От неожиданности забыв, где находится, эльф попытался присвистнуть. Закашлялся… Меньший из дельфинов, все время круживший рядом, вытолкнул его из-под воды.
— Это творение Вторых? — спросил Алмо вслух.
Оба дельфина издали короткий писк.
— Это было кораблем!
Пусть теперь он не спрашивал, а утверждал, но двойной писк снова был ему ответом.
— Нуменорэ? — ожидая следующего писка, он даже затаил дыхание.
Впрочем, подтвердили его догадку сразу.
— Я спущусь еще раз? — спросил он и, дождавшись позволения, нырнул.
Мастер людей был великим художником. Куруиндо Альмарион из Дома Феанора смотрел в глаза его творению и обещал себе когда-нибудь обязательно навестить Эндорэ.
А на обратном пути он так же мысленно составлял запрос для библиотекаря Нолдорана.
***
Получив осанвэ от дельфинов, Лехтэ рассказала спутникам, что планы Алмо и его проводников изменились, и они прибудут потом прямо на берег. Те, казалось, ничуть не смутились:
— Каждый познает красоту моря своими путями. Тот, который выбрал твой сын, тоже хорош, — улыбнулся телеро и весело сощурился: — Однако получается, что нам тоже можно никуда не спешить. А раз так, то я предлагаю всем прогуляться до одного отдаленного острова. Он располагается во-о-он там, справа, в самом конце Ожерелья. Там, если очень постараться, можно найти кое-что поистине удивительное.
Нгилион замолчал с самым заговорщическим видом, ожидая ответа, и Лехтэ, недолго думая, кивнула:
— Вперед!
Сурион весело гикнул, и лодочка, заложив крутой вираж, изменила курс. Плыть им предстояло далековато, поэтому мужчины подняли второй, малый парус. Скорость сразу заметно увеличилась. Суденышко весело летело вперед, рассекая волны, то взлетая на белый, пенный гребень, и тогда пассажиров обдавало множеством брызг, то ныряло вниз. Лехтэ и Ламиэль задорно смеялись, и мужчины, довольные их реакцией, вторили им. Проплывали мимо островов — песчаных и скалистых, пустынных и покрытых густой растительностью. Ни один не был похож на другой, и Лехтэ с интересом рассматривала их. Действительно Ожерелье, где каждая из Бусин уникальна и по-своему неповторима. Резвились дельфины, чайки летали где-то вдалеке. Море постепенно начинало просыпаться после праздника. Она любовалась солнечными бликами на бирюзовой воде, и уже твердо знала, что сегодняшнее утро она сохранит в своем сердце как одно из удивительных, поистине волшебных мгновений жизни.
Впереди постепенно вставали очертания скалистого острова. Высокий, с одной стороны он был обрывистый, с другой отлого спускался к морю. Нгилион и Сурион аккуратно подвели лодку и бросил якорь.
— Это и есть то волшебное место? — с интересом спросила Лехтэ.
— Именно так, — кивнул Сурион. — Иногда чудеса прячутся в самых неприметных на вид землях. И водах. Походи пока, погуляй, а нам нырнуть надо.
— Так речь идет о жемчуге? — догадалась Лехтэ.
Нгилион улыбнулся широко:
— Угадала! Вон там, со стороны обрыва, можно встретить редкие, уникальные экземпляры. С собой не зовем, потому что без подготовки не стоит все же таким заниматься, так что ждите нас на берегу.
Нэри удалились, а Лехтэ отправилась побродить по острову, как ей и советовали. Жизнь здесь била ключом, почти как в море. На вершинах скал гнездились олуши, тупики, по-видимому вырывшие себе наверху норы, виднелись в вышине. На камнях и в расщелинах над верхней границей прилива обосновались бакланы. Кайры, гагарки, моевки — самый настоящий птичий город, где каждому пернатому нашлось свое место. Прямо под ногами валялись, никому в подобных местах не нужные, драгоценные камни. Лехтэ подобрала крупный, замечательной красоты аметист, полюбовалась им, а потом спрятала в карман — на память. Ламиэль что-то высматривала среди водорослей, а Лехтэ, взобравшись на одну из скал, стояла и некоторое время любовалась морем. Здесь, на границе с сушей, оно волновалось, взбираясь на берег пенным гребнями. Свежий ветер обдувал лицо, трепал волосы, и Тэльмэ улыбалась, хотя ей и было немного жаль, что любимого сейчас нет с ними. Очень хотелось поделиться с ним радостью. Может быть после, осанвэ? Почему бы и нет?
— Лехтэ! — позвали ее снизу. — Иди сюда!
Голос принадлежал Суриону. Оказывается, они с Нгилионом уже успели вернуться. Тэльмэ легко сбежала вниз, и нолдо, велев подставлять руки, высыпал ей в ладони целую горсть жемчужин. Крупные, как на подбор, и все до единой удивительно красивые. Опаловые, молочно-белые, нежно-розовые. Они сверкали, переливались в лучах Анара, и было практически невозможно оторвать от этой волшебной красоты глаз. Лехтэ подняла на друзей взгляд, и на лице ее читалось все то восхищение, которое она не в силах сейчас была выразить словами. Увы, но дар слова, как Атаринкэ, ей не был дан, а обычных, привычных повседневных слов сейчас не хватало.
Нгилион покивал, явно довольный ее реакцией, а затем, взяв другую ладонь, вложил в нее еще одну жемчужину. Огромную. Черную. Самый настоящий бриллиант. Королева жемчужин.
— Это все мне? — растерянно спросила она.
— А кому же еще? Ты наша гостья, ваше присутствие с Алмо нашей команде принесло победу. Так что не вздумай оказываться.
— И в мыслях не было, — поспешила заверить Лехтэ. — Я обожаю жемчуг.
Сурион засмеялся: