На предложение попробовать он отказался и лишь сказал:
— Ты продолжай, я посмотрю.
А сам впился зубами в персик.
Некоторое время они ехали молча, а Искусник все не мог прогнать из головы образы жены, навеянные тем абрикосом. «Эх, сам виноват, начал дразниться с венком… но этот ротик…»
Из мыслей его выдернул сын.
— Atar, а почему лорд Фэанаро в третьей речи и позже называл нолдор ampamaitar, — спросил Альмарион. — Ведь так не бывает, правда?
— Как, ты говоришь, отец называл нолдор? Что всех? Прямо в речи?! Послушай, Алмо, во-первых, эта фигура речи, образное сравнение. Не думай, что у нас были кривые руки в те времена. Во-вторых, он так называл иногда. В основном своих учеников. Меня тоже. Но редко. — Чуть усмехнулся. — Да, сын, было и такое.
«И не только такое», — вспомнил он свои не самые удачные моменты во время ученичества.
— А в-третьих, — продолжил он вслух, — хотя это должно быть во-первых: покажи-ка мне этот свиток, что-то не внушает он мне доверия… Уж не заделался ли Олорин сказочником.
Альмарион слушал отца более, чем серьезно. Воспоминания об ученичестве его немного смутили. Он просто не мог представить себе, как сам отреагировал бы на подобные слова мастера, даже будь они истинной правдой. Знал только одно: услышь он их от того же отца — поверит сразу и безоговорочно.
На предложение показать свиток, пришлось ответить, что оставил его в доме деда. Все-таки, несмотря на прочный футляр, эта вещь не для дальних путешествий.
— В библиотеке Нолдорана есть… похожий, — в последний момент он решил использовать именно это определение, — но господин Айкасанвэ мне его не дал. Сказал приходить после пятидесяти хотя бы. «Речи Куруфинвэ Фэанаро перед народом Тириона в Дни затмения Света», составитель Айкалнар.
Изложив все это, мальчик осанвэ показал отцу оба свитка. Отец неопределенно хмыкнул и, видимо, хотел что-то сказать, но вдруг из-за их спин послышалось конское ржание. Альмарион оглянулся и увидел над дорогой троих всадников: золотокосую охотницу с луком и похожих на нолдор воителей, вооруженных копьями. На перчатке одного из них сидел сокол. Копыта их серебристых, словно сотканных из тумана, коней не касались земли. Волосы и одежды всадников, казалось, не имели четких очертаний. И только лица и оружие видны были ясно.
Эльфы придержали лошадей, пропуская, но те остановились рядом.
— Vande omentaina, — поприветствовал их воин с соколом. — Не стоит в эти дни заезжать слишком далеко на юг. Твари расплодились в горах — большая охота идет в лесах Оромэ.
Сказав это, он поднял руку вверх, и птица, испустив протяжный крик, сорвалась с перчатки. Трое продолжили свой путь и уже в нескольких шагах от эльфов растеклись туманными клочьями. И только летящий высоко-высоко под облаками сокол остался подтверждением того, что встреча не была сном.
Лехтэ же к тому моменту, когда Атаринкэ закончил объяснять сыну тонкости лингвистики, приняла наконец решение и сказала вслух мужу:
— Я думаю, что ты прав насчет венца. Хотя, признаюсь, немного жаль — мне было бы очень приятно, если б украшение сделал именно ты. Но… я последую твоему совету.
А еще они, пожалуй, послушаются встреченных охотников и после каменного леса повернут на север, смотреть Льды.
«И подледную лабораторию», — добавила Лехтэ мысленно. Идея влезть туда ее не оставляла. Очень уж интересно, что там.
Альмарион же долго смотрел на парящую в небе птицу, а потом, покопавшись в вещах, вытащил сломанную фибулу и передал отцу:
— Это мы со Щеном неподалеку от Форменоса нашли. А потом я этот мотив встречал на многих изделиях и в разных местах. И там, где знак мастера был, клеймо Первого Дома стояло. Вот мне и интересно, кто же ее создатель? А почему он избрал именно этот сюжет? А кто был владельцем? А еще интересно, почему она сломана? А еще, — он услышал негромкий смех матери и счел за разумное сократить список вопросов, — почему у нее такие странные выщерблены…
Атаринкэ был только рад, что разговор про речи отца прервался. В Тирионе скорее всего хранились подлинные документы и списки, а вот Олорин… Искусник не знал, какую цель тот преследовал, но приписывать отцу то, чего не было… как это по-майярски. Впрочем, ему не хотелось настраивать сына против помощников стихий, некоторые были хороши и продолжали следить хотя бы за Аманом, в чем они все только что убедились.
А вот фибула его удивила. Очень. Он взял ее в руки — ни следа былой магии, все израсходовано, но Атаринкэ ей был благодарен.
— Ты уже догадался, наверное, или подозревал во всяком случае, ведь знаешь, что я никогда не ставлю на изделия свое клеймо — только звезду отца. Это моя фибула, Алмо. Видимо, потерял рядом с домом, а белка подобрала.
Но сын не унимался.
— А как ты ее потерял? А что это за выщерблены на металле?
— Хорошо, я расскажу, — немного помолчав, продолжил Атаринкэ. — Они от стрелы.
Сын ахнул и распахнул глаза, Лехтэ подобралась.
— Да, я был в Эндорэ, в Химринге. Шел бой, точнее на нас напал отряд орков. Нас было всего пятеро, а их намного больше. Одного почти сразу убили, мы вчетвером долго держались, но надо было уходить. Я открыл портал и подождал, когда все шагнут. Да, мы были с Тьелпэ, он хотел уйти последним, но я втолкнул его в рамку, прикрывая, а сам понял, что ранен уже на той стороне — какой-то ирч выстрелил, когда я уже почти исчез. Фибула сохранила мне жизнь.
— В Форменос, говоришь, переместились? — тут же спросила Лехтэ. — Я не помню такого.
— А ты и не знала, зачем пугать. Алмо еще совсем малышом был, я как мог скрывал от тебя рану.
Он и сейчас рассказал лишь основное, опустив многие важные детали. Кажется, Лехтэ это поняла, а сын смотрел на отца во все глаза, а потом взял его за руку и долго держал, словно боясь потерять.
— Не переживай, все же хорошо закончилось, я здесь. Ты ведь понимаешь, что я буду возвращаться в Химринг и сражаться, а ты с мамой будешь ждать меня и помогать ей, пока меня нет. А сокол… знаешь, я столько потом наслушался о тайном смысле, но знаешь, для меня это птица, что охотится и защищает, стремительная и смелая. А как ты будешь воспринимать это изображение — решать тебе.
В этот самый момент на горизонте показались деревья.
— Смотрите! — воскликнула Лехтэ, указывая рукой. — Похоже, это тот самый лес!
Как незаметно они доехали за играми и разговорами! Вступив под раскидистые, высокие своды, они с интересом принялись оглядываться по сторонам.
Алмо с серьезным лицом думал о фибуле и тех событиях, а Искусник понял, что сделает после поездки — метнется в Альквалондэ, обменяет на жемчуг свои изделия и потренируется работать с ним. Пусть Лехтэ и сделает венец из этих прекрасных бусин у другого мастера, но он должен научиться работать с ним. И да, изготовит любимой свой небольшой подарок.
С виду лес был самый обыкновенный — такой, как все остальные в Амане или Эндорэ. Но это только на первый взгляд. Слегка колыхалась листва на деревьях, следуя за дуновением ветерка, на ветках тут и там сидели птицы. С листика падала капля росы, застыв на самом его кончике, и можно было подумать, будто она вот-вот сорвется. Однако все это — и вода, и оперение птиц, и шершавые стволы деревьев, и даже мохнатая гусеница, ползшая куда-то по своим делам — все это было сделано из чистого камня. В воздухе не слышно было пения птиц (конечно, откуда ему взяться в этом лесу), однако воздух был напоен тонким, мелодичным, едва уловимым звоном. И только трава была в этом здесь живая.
Неудивительно, что любимый тогда, семь эпох назад, перепутал этот лес с настоящим. Она бы тоже не смогла отличить, если бы не знала заранее.
Альмарион несколько отвлекся, слушая отца, поэтому сразу всех особенностей места, где они оказались, не уловил. По правде говоря, он даже не услышал предупредительного возгласа матери. Его внимание привлекла необычайно большая красочная бабочка, устроившаяся на ветке жимолости, росшей в отдалении от тропинки. Таких бабочек он еще не видел! Придержав коня, он собрался было спешиться, чтобы, подкравшись рассмотреть ее, но планы нарушил Щен. С громким лаем он ломанулся было в кусты. Альмарион успел досадливо поморщиться, но щенок вдруг резко остановился и сел на землю, недоуменно рассматривая ветви. Нос его ходил ходуном, а хвост, наоборот, прижался к лапам. Он словно искал и не находил что-то, чего раньше никогда еще не терял.