— Еще чего-нибудь покажи, — попросила в ответ его жена.
Муж сопротивляться не стал и поставил несколько опытов, явно простых и незатейливых, но на Лехтэ, в том числе и в силу ее, мягко говоря, неопытности в таких делах, произведших неизгладимое впечатление.
***
Родители занимались какими-то взрослыми делами: рассматривали что-то под увеличительными стеклами, обменивались наполовину понятными словами. Альмарион же смотрел в окно и думал о случившемся на болоте. Ну вот с чего он так? Подумаешь, какие-то ягоды! И такая… обида? Он благодарно посмотрел на Щена, гревшегося у смешной, смахивающей на бочку, печки. Щенок поднял на него сонный теплый взгляд, завилял хвостом. Эльфенок устроился рядом и принялся вычесывать зверя. Правда, много времени это занятие не забрало.
Несколько раз его подзывал отец, то обращая внимание на какую-нибудь интересную особенность препарата, с которым они с мамой работали, то давая мелкие поручения. Но в остальное время Альмарион старался у лабораторного стола не вертеться: и реактивы, которыми пользовались родители, были опасны, и оборудование могло не пережить неловкого движения. А ведь лаборатория именно что была личной, а не рассчитанной на толпу эльдар.
Куруфинвион уже не впервые начал сожалеть об оставленном в Тирионе свитке: сейчас он хотя бы скуку прогнал бы. Неожиданно он заметил непонятные цветные отсветы, пляшущие по полу. Зеленоватые, розоватые, кажется, даже фиолетовые!
Свет пробивался сквозь небольшие окна под потолком. Эльфенок оглянулся: ничего подходящего для того, чтобы подтащить поближе и выглянуть наружу в лаборатории не нашлось.
Оглянувшись на родителей, Алмо увидел, что они по-прежнему заняты чем-то, судя по выражению отцовского лица серьезным. Тревожить взрослых не хотелось, поэтому юный нолдо, набросив куртку, тихо выскользнул за дверь.
Просто прикрыть дверь не получилось. Словно в насмешку, она постоянно с чуть слышный скрипом приоткрывалась, впуская внутрь холод и легкую поземку. Поэтому, недолго думая, Альмарион, использовав недавно приобретенные знания, запер дверь магически. Все равно ведь он ненадолго. Только чуточку посмотрит и сейчас же вернется.
Леди Ариэн уже вела ладью к закату, но времени на прогулку было достаточно. Снег и лед не были диковинкой в Форменосе, но сейчас даже дома царило лето. Со шмелями, цветами, спелыми ягодами, птичьими выводками и звериной малышней. А здесь… здесь было спокойно. Холодно. Бело… Нет, не бело: за одним из холмов он снова заметил цветные росчерки, отразившиеся в небе.
Альмарион огляделся: от лаборатории он сделал всего-то десяток шагов. До холма требовалось сделать пару сотен.
«Я же не малыш, я сумею вернуться по своим следам!» — подумал он и пошел.
Казалось, они убегают от него: холм давно остался позади, но цветные росчерки, становившиеся все более яркими по мере сгущения сумерек, по-прежнему маячили где-то на расстоянии вытянутой руки то перед ним, то смещаясь в стороны от заранее проложенного маршрута. Разгоряченный погоней, Алмо совершенно упустил из виду, что не уверен теперь, в какой стороне находится лаборатория. И совсем не замечал, что легкая поземка мало-помалу усиливается.
Сейчас в нем не было гнева или обиды, только желание постичь очередную тайну мира, в котором он живет. Он шел, иногда, если позволяла глубина снега под ногами, бежал за этой тайной, и наконец, она снизошла к нему.
Сначала он услышал голоса — веселые и звонкие. Они перекликались друг с другом, пели на смутно знакомом языке, смеялись. Затем невнятные блики превратились в одежды: изумрудные, розовые, фиолетовые и красные. Причем, как оказалось, когда он подошел поближе, всеми этими цветами переливались платья каждой из танцующих красавиц. И драгоценные камни диадем со множеством острых лучей, украшавших их головы, так же меняли свои оттенки.
Девы легко скользили по снежным сугробам, не касаясь ногами земли. А время от времени, словно стоя на невидимой лестнице, делали несколько па и в воздухе. Альмарион сразу же вспомнил незнакомку в зеленом, чей танец они с мамой наблюдали в начале путешествия.
Длинные рукава, юбки со множеством разрезов, прозрачные покровы на волосах, ленты — каждая из танцовщиц была цветным изменчивым вихрем. И каждая, переливаясь, светилась все ярче и ярче.
— Эрухино? — звонкий голос обратился явно к нему.
Но он так и не смог понять, которая из танцовщиц заговорила, ведь танца они так и не прекратили.
— Что делает Рожденный в наших полях?
— Что привело тебя к нам, Эрухино?
— Почему ты здесь совсем один?
— Он будет танцевать с нами! — одна из дев захлопали в ладоши, и длинные нити с нанизанными на них кристалликами, украшавшие ее диадему, отозвались веселым бряцанием.
Почему-то этот звук рассмешил Альмариона. На сердце стало легко и свободно. Как будто свежий ветер подхватил его фэа и помчал за собой туда, где не существует преград и запретов.
— Буду! — подтвердил он, тряхнув головой, словно норовистый жеребенок; и зачем-то сбросил капюшон и потащил с косы ленту.
Освобожденные волосы тут же взлетели вверх, в стороны. Метнулись в лицо. Но это нимало не помешало ему: он развернулся, благо девы окружили его со всех сторон, улыбнулся какой-то слишком взрослой для своего возраста улыбкой, и сбросил наземь куртку.
— А ты сумеешь не обидеть ни одну из нас? — спросила все та же дева.
— Не знаю, — сказал он истинную правду. — Но постараюсь.
***
Атаринкэ и Лехтэ порядком увлеклись и даже не услышали, как скрипнула дверь. Мысль о том, что Алмо может уйти на поиски приключений отчего-то не приходила прежде в голову. Зачем, ведь тут, в лаборатории, куда интересней! Но факт оставался фактом — когда Тэльмэ с мужем закончили очередной опыт и огляделись по сторонам, ребенка в лаборатории не было. Совсем.
И ни в спальне, ни на кухне он не нашелся тоже.
— Ambar-metta, — выругалась Лехтэ и уперла кулаки в бока. — Ну и куда он делся?
Она толкнула входную дверь и обнаружила, что та закрыта. Магически. Кажется, дело начинает проясняться — ушел и запер за собой.
Лехтэ выразительно кивнула на дверь Атаринкэ. Тот, повозившись совсем немного, отпер ее, и оба выскочили во двор. Там никого не было.
Выходит, Алмо ушел еще дальше? И где его теперь искать? Довольно приличная поземка успела скрыть все имеющиеся следы. Попробовали позвать осанвэ. Тот, по-видимому чем-то увлекшись, не слышал и не отвечал. Лехтэ одновременно нервничала и злилась. Кинувшись внутрь, достала из рюкзака сына первую попавшуюся вещь и позвала Щена. Тот, доселе лениво дремавший у печки, открыл глаза и широко зевнул. Щенок явно пригрелся, и тащить его на холод казалось бессердечным, но как иначе отыскать сына?
А нервозность эльдар между тем передалась и собаке. Обнюхав свитер, он пролаял несколько раз и бросился по следу. Лехтэ и Атаринкэ побежали за ним.
Щенок все вел и вел их от дома. Как мог Альмарион так далеко забраться? Один, в незнакомой местности? К тому же никому ничего не сказав?
А свет тем временем начинал меняться. Темнело, и на снегу все отчетливей становились видны разгорающиеся блики. Изумрудные, красные, фиолетовые… Скоро стало понятно, что это одежды. Какие-то низшие духи? Они танцевали, и Алмо был вместе с ними. Куртку его, что лежала на земле, уже порядком занесло снегом. Щеки эльфенка побелели, а духи смеялись, и в голосах их Лехтэ чудились нотки радости.
Щен, преисполненный гнева, кинулся на танцующих, ухватил одну из дев за подол платья, оторвал, выплюнул клочок в снег и кинулся на другую. Вцепился той в ногу и принялся с приглушенным сердитым рычанием рвать.
Девы, испустив потрясенный стон, растаяли, а Куруфинвион упал прямо в руки подбежавшего отца.
Некоторое время встревоженные родители обнимали и тормошили Алмо, пока не убедились, что с ним почти все в порядке. Первое, что сделал Атаринкэ, это крепко обнял сына, прижимая к себе. Однако затем быстро, но емко высказал все, что думает о его выходке.