Выбрать главу

Когда не ахти какие ребята из не ахти какой команды из не ахти какого городка бросают вызов — а им терять нечего — первоклассным; прекрасно экипированным спортсменам из состоятельных семей и обрушивают на противника град мячей уже от линии своих ворот, а их тщедушный вратарь-новичок ловит три мяча подряд и приносит команде победу, тогда — ну как не порадоваться!

Как говорит дедушка Сэм, закон Мерфи действует не всегда. Порой основополагающие законы природы словно теряют силу, но все идет не просто хорошо, а так, будто ничто не может помешать благополучному исходу. Конечно, эффектно смотрится, когда забивают голы через все поле, а замухрышка отражает все атаки и побеждает, но бывают примеры и поскромнее.

Случалось ли вам, моя посуду, так уронить стакан, что он двадцать раз о раковину ударится — и ни одной щербинки! Случалось ли вам, подойдя после работы к своему автомобилю, вдруг обнаружить, что утром вы забыли выключить фары и теперь аккумулятор сел, но зато вы оставили свою колымагу на возвышении, откуда она — лишь толкни — легко скатывается, а потом с первого раза заводится, и вы, дав полный газ, мчитесь с легким сердцем! Случалось ли вам, выдвиигая ящик письменного стола, полный годами копившегося хлама, в спешке дернуть его на себя так, что еще миг — и он изрыгнет содержимое по всей комнате; но в этот самый миг вы успеваете подставить под ящик колено и прыгаете на одной ноге, пошатываясь и балансируя не хуже великого Дзуккини, — и трюк удается! И еще: избежали неминуемого столкновения на перекрестке; задели стакан с молоком — но тот, провальсировав по столу, все-таки не опрокинулся; забыли вовремя внести вклад в банк, и ваши чеки чуть было не оказались недействительными, но срок оплаты пришелся на выходной, о котором вы совсем забыли, и у вас есть лишний день — вы спасены; у вас в груди обнаружили опухоль — а она оказалась доброкачественной; испугались сердечного приступа — а это всего-навсего живот болел; выбрали правильный, как потом выяснилось, ряд в транспортной пробке — раз в кои-то веки; с первой попытки открыли крючком от вешалки заклинившую дверцу машины, просунув вешалку через боковое окно. И так далее, и так далее, и так далее.

Маленькие чудеса! Изо дня в день они происходят с обычными людьми. Тогда не только не случается самое худшее, но иной раз вообще не происходит ничего особенного, или же просто самая малость удается на славу. Есть благодать в том, когда вдруг минуешь неминуемую напасть — ну разве плохо хотя бы однажды легко отделаться! Есть восторг в том, когда вдруг становится возможным невозможное — ну разве не здорово, хотя бы для разнообразия победить значительно превосходящие силы! Есть тихая радость в том, когда видишь, что с самого утра день задался, хотя был он обычным — просто все шло своим чередом.

Мой дед говорит, что каждый вечер перед сном он благодарит Бога за то, что и в этот день дед ел, но не был съеден. Вот его молитва: «А теперь я отправляюсь на покой. Блаженный покой тех любителей, кому предназначено так много благословений. Благодарю тебя, Господи, за все, что было хорошо! Аминь».

Мы пристрастились к каталогам и рекламным проспектам. Мы — это я и моя жена. С каталогами ведь как бывает: если уж приходят, то все, какие только есть. Особенно осенью — почтовый ящик просто ломится от них. Вечерами, после ужина, мы с женой садимся у камина и добросовестно перелистываем все каталоги, изумляясь обилию красивых и нужных вещей, которых у нас нет и о существовании которых мы даже не подозревали. Вот так же в былые дни от каждого нового каталога «Сиэрс» разгоралось пламя желания приобретать еще и еще.

Жена спросила, чего у меня нет из того, что хочется по-настоящему. Я назвал

не все, что пришло на ум, и когда мысленно отбросил всякую смехотворную ерунду, предназначенную для удовлетворения жадности, чревоугодия и сладострастия, то настроился на более серьезный лад. Итак:

Мне бы хотелось хотя бы один день смотреть на мир другими глазами, побыть в шкуре другого человека.

Мне бы хотелось, чтобы вернулось одно счастливое для меня летнее утро 1984 года.

Мне бы хотелось в совершенстве владеть десятью иностранными языками, чтобы оценить дух и юмор других народов.

Мне бы хотелось побеседовать с Сократом и посмотреть, как Микеланджело ваял своего «Давида».

И так далее, и тому подобное. Увлекшись разговором, мы засиживаемся до глубокой ночи. А ведь ни один рекламный проспект не возбудит таких желаний, ибо рождены они воображением и тоской по недосягаемому и хранятся в тех же уголках души, откуда появляются сны и мечты.

Ну а больше всего — больше всего мне бы хотелось, чтобы был жив мой дед. Оба моих деда для меня — загадка. Деда по отцу в 1919 году застрелили в техасской пивной. В том же году пропал без вести и дед по матери: однажды утром он пошел на работу — и не вернулся. Как и почему это случилось — я до сих пор не знаю, а те, кто знает, молчат. Мое буйное воображение рисует портрет такого деда, будь он у меня: мудрый и по-настоящему величественный старик, немного философ, немного кудесник и даже немного шаман.

И тогда дед позвонил бы мне, например, на этой неделе и спросил: «Слышал новость? Новую солнечную систему сфотографировали!» А затем рассказал бы, что в центре системы находится звезда в два раза больше и в десять раз ярче нашего Солнца — Бета Живописца. А вокруг нее вращается огромное скопление твердых частиц, имеющее форму диска диаметром около сорока миллиардов миль. И возможно, некоторые из этих частиц — планеты. От Земли до этой системы почти пятьдесят световых лет — страшно далеко, целая вечность. А потом дед велел бы мне заехать за ним, и мы вместе отправились бы наблюдать звезды и проговорили бы ночь напролет.

Мы бы полюбовались Венерой и Юпитером при наибольшем их сближении с яркой Лямбдой Стрельца. А вон там, высоко-высоко в юго-западной части небосвода, скачет огромный крылатый конь — Пегас. Почти прямо над нами виднеется пятно: туманность Андромеды. А вот и Млечный Путь — он еще с лета дугой раскинулся на запад и восток. А случись нам заметить падающую звезду, то дед пустился бы в воспоминания о комете Галлея 1910 года, о той ночи с 18 на 19 мая, когда он был среди свидетелей, вероятно, крупнейшего в истории события, общего для всего человечества. Дед вспомнил бы, как это событие разделило людей на две половины: одни ликовали, другие дрожали от страха. Дед наверняка взял бы с меня обещание обязательно понаблюдать — за него — комету, когда та снова приблизится к Земле.

До самого рассвета мы бы толковали о великане-охотнике Орионе, что властвует в небе прямо над нами; наверху у него — звезды Бетельгейзе и Беллатрикс, на поясе — туманность, а у ног — звезды Ригель и Саиф, и указывает он на Сириус — ярчайшую из звезд. И мы бы с дедом удивлялись: вот ведь сколько людей жило на Земле, а смотрели все на одни и те же звезды и думали об одном и том же. А еще мы бы помечтали о том, что где-то там тоже есть жизнь и оттуда тоже смотрят — на нас. Интересно, какими они нас видят? Может, и мы для них — сверкающая на ночном небе точка? Может, и они мечтают о нас и говорят о нас? Дед сказал бы, что он уверен — так оно и есть. Что наша планета — частица чего-то удивительного, и прекрасного, и гораздо более величественного, чем кажется: даже представить себе невозможно. Что нам надо обязательно выйти в далекий космос и время от времени любоваться им — дабы не затеряться во Вселенной. А потом дед лег бы спать.

Вам бы мой дед понравился. И, мне кажется, вы ему — тоже. С Днем дедушек тебя, дед! Где бы ты ни был. Если повстречаете его, то как-нибудь вечерком обязательно понаблюдайте вместе с ним звезды.

И передайте ему, как я жду, что на Рождество он вернется домой.