Выбрать главу

Усадьба называлась «Кристиангейт» и была построена триста лет назад одним умным Торвальдсеном, который научился превращать тонны ничего не стоившего торфа в топливо, используемое для изготовления фарфора. В начале XIX века королева Дании объявила Торвальдсенов официальными поставщиками стекольных изделий для королевского двора. И завод Адельсгейт, с его приметным логотипом — два круга и линия внизу, до сих пор оставался первым в Дании и во всей Европе. Сейчас его возглавлял патриарх семьи Торвальдсенов, Хенрик.

Дверь в дом открыл дворецкий, не удивившийся их появлению. Любопытно, учитывая, что время уже за полночь и Торвальдсен жил один как сыч. Их провели в гостиную, где дубовые балки, доспехи и портреты маслом указывали на дворянские корни этого места. Огромный зал украшал длинный стол — Малоун припомнил, что Торвальдсен как-то сказал, что ему четыреста лет: его темная кленовая поверхность имела такую гладкость и блеск, каких можно было достигнуть только в результате столетий заботливого ухода. Торвальдсен сидел в торце стола, перед ним стояли апельсиновый пирог и дымящийся кофейник.

— Проходите, пожалуйста. Садитесь.

Торвальдсен поднялся из кресла с видимым усилием и изобразил улыбку. Его искалеченное артритом тело было не больше пяти с половиной футов ростом, горб на спине был плохо замаскирован слишком большим свитером норвежской вязки. Малоун заметил необычный блеск в ярких серых глазах. Его друг явно что-то замышлял.

Малоун указал на пирог.

— Ты был так уверен, что мы придем, что испек для нас пирог?

— Я не был уверен, что вы оба приедете, но в тебе я был уверен.

— Почему?

— Как только я узнал, что ты был на аукционе, я понял, что это лишь вопрос времени — когда ты обнаружишь, что я имею отношение к этому делу.

Стефани выступила вперед:

— Мне нужна моя книга.

Торвальдсен одарил ее неодобрительным взглядом:

— А поздороваться? Проявить какую-никакую вежливость? Вот так просто: мне нужна книга.

— Вы мне не нравитесь.

Торвальдсен вернулся в кресло во главе стола. Малоун решил, что пирог выглядит достаточно аппетитно, поэтому тоже сел и отрезал себе кусок.

— Я вам не нравлюсь? — повторил Торвальдсен. — Странно, учитывая, что мы никогда не встречались.

— Я знаю о вас.

— Это значит, что Magellan Billet имеет на меня досье?

— Ваше имя попадается в самых странных местах. Мы называем вас персоной международного интереса.

Торвальдсен скривился, словно ему сделали больно.

— Вы принимаете меня за террориста или преступника?

— И кем из них вы являетесь?

Датчанин посмотрел на нее с неожиданным любопытством:

— Мне говорили, что вы обладаете талантом начинать великие дела и усердием, чтобы доводить их до конца. Странно, что при таких способностях вы потерпели неудачу как жена и мать.

Глаза Стефани возмущенно заблестели.

— Вы ничего обо мне не знаете!

— Я знаю, что вы и Ларс много лет жили раздельно. Я знаю, что вы с ним расходились во мнениях по многим вопросам. Я знаю, что вы и ваш сын были чужими.

Краска гнева залила щеки Стефани.

— Идите к черту!

Торвальдсен не отреагировал на ее выходку.

— Вы не правы, Стефани.

— Насчет чего?

— Насчет многих вещей. И пришло время узнать правду.

Де Рокфор нашел усадьбу именно там, где она должна была располагаться согласно полученной им информации. Как только он выяснил, кто помог Петеру Хансену купить книгу, он приказал собрать досье на этого человека, и его помощник справился с этой задачей за полчаса. Сейчас де Рокфор рассматривал старинную усадьбу, принадлежавшую Хенрику Торвальдсену — покупателю, выигравшему торги, и все становилось на свои места.

Род Торвальдсена восходил к эпохе викингов. Его владения впечатляли. В дополнение к стекольному заводу «Адельгейт», у него были доли в английских банках, польских шахтах, немецких фабриках и европейских транспортных компаниях. На континенте, где старые деньги значили больше, чем просто деньги, Торвальдсен возглавлял списки самых богатых людей. Он был человеком со странностями, интровертом, крайне редко покидавшим свое поместье. Его благотворительные акции были легендами, особенно его взносы в пользу жертв холокоста, антикоммунистических и международных медицинских организаций.