— Я понимаю. — И он улыбнулся.
— Я знаю. Мой вспыльчивый характер. Ларс никогда не умел управляться со мной. В конце концов мы решили, что для каждого из нас будет лучше жить своей жизнью. Никто не хотел развода.
— Это много говорит о его отношении к тебе.
— Я никогда этого не видела. Все, что я замечала, — между нами был Марк. Он был привязан к Ларсу. Мне тяжело было справляться с эмоциями. Не то что Ларсу. И Марк унаследовал отцовский интерес к религии. Они были так похожи. Мой сын предпочел мне отца, но я пыталась переломить этот выбор. Торвальдсен был прав. Для человека, столь успешного в работе, я была на редкость бестолкова в личной жизни. До того как Марк погиб, я не разговаривала с ним три года. — Боль разрывала ее сердце. — Можешь себе представить это, Коттон? Мы с сыном не общались три года.
— Почему?
— Он принял сторону отца, так что они пошли своим путем, а я своим. Марк жил тут, во Франции, а я осталась в Америке. Спустя какое-то время я привыкла не думать о нем. Никогда не позволяй, чтобы это случилось с тобой и Гарри. Никогда!
— Я просто поселился за четыре тысячи миль от него.
— Но твой сын обожает тебя. Эти мили мало что значат.
— Я много раз думал, правильно ли я поступил.
— Ты должен жить своей жизнью, Коттон. Идти своим путем. Твой сын, по-видимому, уважает твой выбор, хотя он такой юный. Мой был намного старше и намного жестче со мной.
Он глянул на часы:
— Солнце сядет через двадцать минут. Время пришло.
— Когда ты заметил, что за нами хвост?
— Сразу после нашего приезда. Двое мужчин. Оба похожи на тех из собора. Они следовали за нами на кладбище и потом по городу. Сейчас они рядом с домом.
— Они не войдут сюда?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет. Они здесь, чтобы наблюдать.
— Теперь я понимаю, почему ты ушел из Billet. Постоянная тревога… Никогда не можешь расслабиться. Ты был прав там, в Копенгагене. Я не полевой агент.
— Беспокоиться я начал тогда, когда понял, что получаю удовольствие от всего этого. Это опасно для жизни.
— Мы все живем в относительной безопасности. Но чтобы за тобой постоянно следили люди, намереваясь убить тебя? Теперь я понимаю, как это могло сказаться на тебе. В конце концов ты должен был сбежать.
— Тренировки учат спасать собственную шкуру. Ты учишься справляться с неуверенностью. Но тебя никогда не тренировали для работы в поле. — Малоун улыбнулся. — Ты просто координатор и аналитик.
Стефани улыбнулась:
— Ты мой лучший агент.
— Я просто самый везучий. И у меня хватило здравого смысла вовремя остановиться.
— Петера Хансена и Эрнста Сковилля убили. — Она сделала паузу и наконец озвучила то, в чем убедилась. — И Ларса, наверное, тоже. Человек в соборе хотел, чтобы я это знала.
— Не вижу связи.
— Я знаю. Нет доказательств. Но я чувствую, что это так. Хотя я не полевой агент, но научилась доверять своим ощущениям. Тем не менее, как я всегда тебе говорила, нельзя делать выводы на основе предположений. Нужны факты. Все это дело очень странное.
— Расскажи мне о них. О рыцарях-тамплиерах. Секретные надписи на могильных памятниках. Священники, обнаружившие утраченное сокровище.
Она глянула на фото Марка на боковом столике, сделанное за несколько месяцев до его смерти. В полном жизни лице молодого человека угадывались черты Ларса. Такой же подбородок с ямочкой, яркие глаза и смуглая кожа. Как она допустила, чтобы они стали чужими друг другу?
— Откуда это здесь? — спросил Коттон, перехватив ее взгляд.
— Я поставила сюда эту фотографию, когда приезжала последний раз. Пять лет назад. Сразу после лавины.
Трудно поверить, что твой единственный ребенок мертв уже пять лет. Дети не должны умирать с мыслью, что родители их не любят. В отличие от ее мужа, который лежал в могиле, Марк был погребен под тоннами пиренейского снега в тридцати милях к югу отсюда.
— Я должна довести дело до конца, — пробормотала Стефани дрожащим голосом.
— Я до сих пор не понимаю, что это за «дело». — Малоун взмахнул дневником. — По крайней мере, мы знаем, где искать Кларидона. Его зовут Ройс Кларидон. Здесь есть адрес. Они с Ларсом были друзьями.
— Я гадала, когда ты обнаружишь это.
— Я что-то пропустил?
— Трудно выделить самое важное. Тут так много всего написано.
— Может быть, хватит врать мне? Я не смогу помочь, если ты будешь утаивать информацию.