— Пока не знаю, но собираюсь выяснить. Мне интересно.
— Шерлоку Холмсу интересен здоровый человек? Думаю, это событие следует отметить. Покурим?
— Ты бросаешь.
— Это последняя. И как, ты сказал, его зовут, этого твоего спасителя?
— Я не говорил.
Лестрейд помолчал, чего-то ожидая, а потом снова вздохнул. Рядом с Шерлоком он вечно не мог надышаться. И это раздражало неимоверно.
— Зачем ты мне вообще это рассказываешь?
Шерлок не знал, и за то, что Лестрейд спросил об этом вслух, разозлился.
— Счастливо оставаться, — бросил он, направляясь к выходу. — И да, этот новый работник, с которым ты сейчас разговаривал, имеет склонность к садизму.
Он вышел прежде, чем Лестрейд успел уронить свою сигарету.
*
— Как у вас дела?
— Спасибо, хорошо. А у вас?
— Я хотела бы услышать больше.
— Надо же! А мне всегда казалось, люди спрашивают из вежливости.
Шерлок закинул ногу на ногу и удобней устроился в кресле. Он смотрел на женщину перед собой с улыбкой. Показывал ей, что в порядке. Что не склонен к агрессии или депрессии.
Спасибо, хорошо.
— Вы пропустили нашу прошлую встречу.
— Да, были дела.
— Какие? — она чуть подалась вперед, заправляя прядку за ухо. Судя по мочкам ушей, у нее недавно была инфекция. Но теперь все в порядке. — Мистер Холмс?
— Это допрос?
Она поджала губы. Разочарована. Ничего нового. Ей, должно быть, скучно с ним — изо дня в день повторение пройденного.
Трижды болела ангиной в этом году. Ей следует провериться.
— Вы пришли сюда добровольно.
Это не совсем так. У него не было выбора. Его загнали в угол.
Шерлок взглянул ей в глаза, ожидая, пока она не отведет взгляд. Но она продолжала смотреть, пока ему не стало слишком скучно. Он повернулся к окну, за которым шел дождь.
— Ну и погода в это время года! Вы не находите?
— Вы ведь врач, мистер Холмс.
Был врачом.
— Вы должны знать, что невозможно вылечить человека, который не хочет быть здоровым.
Откровенный бред. Он работал с болезнями, не с людьми. Просто устранял неполадки в организме, а если они возвращались, устранял их вновь. Он не может вести душеспасительные беседы с каждым пациентом.
Не мог.
И не хотел.
И не захочет.
— Что вы думаете о групповой терапии? — спросила она (как бы там ее ни звали), видимо, совсем отчаявшись. И стало ясно, что этот вопрос она собиралась задать на предыдущей встрече.
— Плохая мысль. Вам должно быть известно, что я социопат.
— Вы сами себе поставили этот диагноз.
— Мне поставил его школьный психолог.
— И вы стараетесь соответствовать, хм?
Шерлок отвернулся.
— Возможно, я просто не хочу быть здоровым.
*
Салли Донаван вышла из палаты и на секунду замерла, сбившись с шага. Потом решительно подошла к скамейке для посетителей.
— Я подумала, тебе это будет интересно.
— Мне не интересно.
Шерлок одним большим глотком допил свой кофе. Он был отвратителен, просто ужасен.
— Ведь это ты поставил ей диагноз.
— Все еще не интересно.
— Тогда почему ты сидишь напротив ее палаты?
Салли Донаван возвышалась над ним, словно карающий ангел, с планшеткой в руках.
— Ладно. Мне интересно. Выкладывай.
— Ну вот еще, — фыркнула эта ужасная женщина и поспешила прочь по коридору. Пару секунд Шерлок смотрел ей вслед, а потом вскочил на ноги, швыряя на пол смятый стаканчик.
Он догнал ее у поста медсестер. Вырвал планшет из рук.
— Эй!
Быстро пробежал глазами по мелким строчкам. Донаван безуспешно пыталась отобрать у него бумаги.
— Эй! Я позову охрану, и тебя вышвырнут отсюда пинком под зад!
— Все, не плачь, — он насмешливо скривил губы, швырнул ей планшет и оперся о стойку, тяжело дыша. После пробежки ныла нога, а все тело сотрясала мелкая, незаметная праздному взгляду дрожь. Он закрыл глаза и счастливо улыбнулся.
Победа. Упоение. О, да.
Конечно, он знал, что окажется прав. Но всегда есть этот чертов один процент. По правде говоря, Шерлока слегка беспокоило это. Погрешность, несовершенство, возможность краха.
По правде говоря, он не мог спать прошлой ночью.
Но теперь все в порядке. Он знал, что будет прав, и он был прав. Шерлок Холмс не ошибается. Все еще гений.
— Счастлив, фрик?
Злобный голос Донаван звучал там, за барьером смеженных век, и был слишком далеко, чтобы причинить вред. Шерлок оказался в безопасности собственной победы. Он был неуязвим. Он был великолепен. Ему не нужен дурацкий халат, чтобы оставаться самим собой.
Ему даже руки для этого не нужны.
— Лейкоз в фазе акселерации, бластный криз в самое ближайшее время. Ее уже бесполезно лечить.
— Я знаю. Разумеется, — Шерлок открыл глаза, испытав легкий дискомфорт. Если бы можно было полноценно функционировать, зажмурившись… Но ему нужно видеть, чтобы думать. Даже если приходится лицезреть презрительный взгляд Донаван. — В ее возрасте и не может быть иначе.
— Тогда объясни мне, зачем было мучить ее биопсией? Только чтобы сказать, что скоро она умрет?
— Ты это серьезно?
— Да. Да, — Донаван подалась вперед, нарушая границы его личного пространства. Шерлоку страстно захотелось скрестить руки на груди, но он не позволил себе такой роскоши. Он смотрел в глупое лицо медсестры, пытаясь понять, неужели она действительно способна задаваться подобными вопросами. — Кому от этого польза?
— Какая польза от диагностики? — медленно повторил Шерлок, не уверенный, что правильно ее понял. Точнее, уверенный, что неправильно. Салли закатила глаза.
— В этом конкретно случае. Признай, все это было нужно только для того, чтобы доказать, что ты снова оказался прав. Просто подтвердить твою догадку. Но миссис Хаббард, как и ее дочь, и внучка, предпочли бы не проходить через все это, только чтобы узнать, что сделать мы больше ничего не можем.
— Мне кажется, ты не совсем улавливаешь суть нашей профессии. Мы здесь не для того, чтобы лгать людям, что они будут жить вечно. Все люди умирают.
Донаван покачала головой, глядя с жалостью. Но продолжать беседу она не собиралась, так что Шерлок развернулся и поспешно зашагал в обратном направлении. Он собирался выпить еще кофе и заглянуть в лабораторию.
У него был удачный день.
*
Джон сидел на столе и болтал ногами. Рядом с ним лежал мертвый мужчина.
— Тяжелый день? — спросил Джон, слабо улыбнувшись ему. Мужчина ничего не ответил, и тогда Джон неудобно повернулся, наклоняясь к мужчине. Он коснулся рукой его шершавой щеки, взял в ладони его лицо. Попытался вспомнить, о чем думают мертвые, но не смог.
— Ничего страшного, — сказал Джон приглушенным голосом, хотя здесь не было посторонних. Он погладил мужчину, как гладят кошек — небрежно и ласково. — Скоро пройдет.
Молли Хупер, когда вошла в морг, вздрогнула от неожиданности и выронила коробку. В ней что-то загрохотало. Молли нервным жестом убрала невидимую прядь от лица, хотя волосы ее и без того были туго стянуты в хвостике.
— Ой, это ты. А я решила… — она невнятно забормотала, поднимая коробки. Джон спрыгнул со стола, чтобы ей помочь.
— Я думал, у тебя перерыв. Просто пришел сюда подумать…
Молли коротко улыбнулась ему.
— Плохой день, да? Это все из-за него?
— Как ты поняла?
— По твоим глазам.
Джон удивленно поднял руку, коснулся мягкого нижнего века. Молли рассмеялась, тронула его запястье, но тут же смутилась этого.
— Не пытайся, ничего не нащупаешь. Просто… ты грустный. И напуганный. Первая встреча прошла не слишком удачно?
Джон пожал плечами. Когда-то он тоже умел видеть в глазах людей тоску; а теперь будто ослеп сердцем. Он помнил, что когда-то мог бояться или грустить; это было похоже на неуловимый вкус или мелодию – кажется, что-то очень знакомое, и вот-вот вспомнишь, но…