Пытаясь справиться с апатией, Шерлок наводил справки о человеке, занимавшем все его мысли. Он знал несколько способов имитировать отсутствие пульса, но не знал ни единого способа растворяться в воздухе или изменять реальность. Та машина сбила его. Он чувствовал внутренние повреждения, у него текла кровь. Он не был в порядке.
Не был в порядке.
Поиск по сети, ожидаемо, ничего не дал. У Шерлока не было ни имени своего таинственного спасителя, ни каких-либо зацепок. Он с трудом мог вспомнить его лицо — бесстрастное, лишенное всякого выражения, но не как у мертвых, а как у младенцев, пожалуй. На лице незнакомца не было отпечатка долгой, прожитой жизни. Никаких мимических морщин, ни мешков, ни синяков под глазами, никаких воспалений, неровностей, повреждений эпидермиса. Он был чист. Нетронут.
Он был самым красивым существом, которое Шерлок когда-либо видел.
Почувствовав, какое направление принимают его мысли, Шерлок смутился. Прошло много лет с тех пор, когда он позволял себе думать о чем-то подобном. В любом случае, это показалось ему нелепым: он не знал человека, который так скоро стал его одержимостью, но ощущал исходящую от него угрозу. Опасность. Жар. Не это ли стало причиной его странных… эмоций? Психотерапевт как-то сказала, что Шерлок был влюблен в войну, и переживает ее потерю, как потерю любимой девушки. На что Шерлок ответил, что женат на своей работе, и изменять ей не намерен.
Мучимый этими мыслями, Шерлок снова и снова размышлял о мужчине с голубыми глазами. Когда от мыслей начинала болеть голова, он пил кофе и сочинял скрипичные пьесы, криво записывая их на любой подвернувшейся под руку бумаге. Он пытался не спать, пока сон не настигал его и не побеждал: тогда Шерлоку снилась война, а временами госпиталь, и все чаще граница между ними во сне стиралась. Однажды Шерлок полночи резал и зашивал людей в песках, а Лестрейд ассистировал ему, и кричал что-то сквозь ветер, и был в форме, и прятал глаза за темными очками. Он все пытался предупредить, но Шерлок был слишком занят операцией, и велел Лестрейду отвалить — но не смог произнести этого, потому что во рту у него застряла трубка. Шерлок начал задыхаться, он скосил глаза и увидел, как в тонкой пластиковой кишке трубки плавают песчинки, жалят его легкие, убивают его. Но тут же успокоился: на том конце трубки стоял его спаситель, он сжимал губами коннектор, выдыхая Шерлоку в рот. И хотя говорить он не мог, Шерлок услышал его голос отчетливо, откуда-то извне. Он был сухим и спокойным, как потрескавшаяся от солнца земля. Он говорил:
— Все люди умирают. Все сердца разбиваются. Сострадание — не преимущество.
*
Шерлок добился, чтобы его впустили, как добивался всегда. Майкрофт был серым и уставшим, погребенным под своими бумагами. Увидев Шерлока, он ослабил галстук и откинулся на спинку кресла, готовясь к неприятному разговору.
Потому что все их разговоры были неприятными.
Но Шерлок не знал, что говорить, так что шатался по кабинету, хватая различные вещи со стола, полок и подоконника, чтобы тут же поставить обратно. Его руки были заняты, но мозг измучен бездействием, и одни и те же мысли кружились снова и снова, причиняя боль.
Майкрофт вернулся к работе и некоторое время шуршал бумагами, внимательно читая и подписывая, либо же внося пометки. Один листок он отложил на край стола, не тронув. Шерлок скосил глаза, но Майкрофт, не оборачиваясь, закрыл листок папкой. Шерлок улыбнулся уголком рта.
Когда с бумагами было покончено, Майкрофт со вздохом отложил ручку, склонил голову к одному плечу, к другому, добившись двух громких щелчков. Шея была его вечной проблемой; шея и зубы. Немудрено, если носишь такую тяжелую голову и улыбаешься так кисло.
— Так значит, тебя все-таки вышвырнули, — подытожил Майкрофт, словно все это время они вели беседу. Его голос застал Шерлока врасплох, сам вопрос — нет.
— Все вынюхиваешь?
— Я сразу тебе сказал, что это плохая идея. Ты же знаешь — я могу устроить тебя. Могу подыскать тебе место, — он даже перестарался, заполняя свои слова безграничным терпением и смирением. Шерлок мгновенно разъярился. Он вспомнил, за что так ненавидит Майкрофта и почему не стоило к нему приходить.
— Мне не нужно ничего подыскивать, — сказал он. — Почему бы тебе не подыскать себе нового диетолога?
— Я потерял пару фунтов с нашей прошлой встречи, — хвастливо возразил Майкрофт, неосознанно прикрыв свой живот ладонью.
— Да, но вряд ли в хорошую диету будут включать бурбон до полудня.
И Майкрофт выдал Шерлоку одну из фирменных лимонных улыбок.
— Бурбон? — он невинно поднял тонкую бровь.
— От тебя пахнет, — с отвращением заключил Шерлок, ударив ладонями по столу. Майкрофт прикрыл глаза и засмеялся.
— Все вынюхиваешь?
Шерлок ощутил острое сожаление. Не нужно было приходить. Лучше бы он этого не видел.
Пару лет назад Майкрофт уезжал в отпуск. Деревушка в Швейцарии, лыжные спуски, свежий воздух. Это официальная версия. Майкрофт находился в реабилитационной клинике, пытаясь справиться со своим алкоголизмом. Безуспешно, как видимо.
— В таком случае, почему бы тебе не налить мне?
— Ты не пьешь, — ответил жестко Майкрофт, не открывая глаз. — И не куришь. Уже три недели. Неплохо, Шерлок.
— Отвратительно. Я знаю, где стоит бутылка. Тебе так претит идея проявить гостеприимство, или все алкоголики любят надираться в одиночку?
Майкрофт открыл один глаз, холодно взглянул на Шерлока.
— В чем дело? Собираешься сделать это, — он кивнул на руку Шерлока, — хроническим?
— Это и так хроническое! — рявкнул Шерлок, выставив вперед руки. Правая мелко подрагивала. Левая сжалась в кулак. Шерлок смотрел на них, а потом перевел взгляд на Майкрофта. Тот вежливо ждал, на лице его не отражалось никаких эмоций. Выдохнувшись, Шерлок опустил руки и развалился в кресле для посетителей. Майкрофт стучал ногтями по подлокотнику своего. Вдруг мелодично звякнули старинные настольные часы. Какая-то премерзкая мелодия – вроде «Августина». Шерлок всерьез задумался о том, какими тяжелыми могут быть эти часы, каким превосходным орудием. Мраморная подставка. Искусный механизм. Раздробленный череп.
Шерлок перевел взгляд на брата. Тот слегка развернулся в кресле, глядя в сторону окна. За плотно опущенными шторами шел дождь. Снова чертов дождь. Майкрофт моргнул, ресницы вдруг вспыхнули рыжим в мягком свете настольной лампы.
Шерлок вспомнил, что Майкрофт был морковно-рыжим. Когда-то в детстве. Когда они оба еще не умели многозначительно молчать, а только драться или бегать наперегонки (Шерлок всегда побеждал).
— Неужели с тобой все так плохо? — спросил вдруг Майкрофт, и в голосе его явственно прозвучало… да, снова оно. Разочарование.
— Мне нужна работа.
— Я уже говорил тебе…
— Мне нужна моя работа. Мне нужны мои руки. И мне нужно узнать имя одного человека.
— Кто он?
Шерлок покачал головой.
— Что ты о нем знаешь?
— Синий шарф. Голубые глаза. Нет пульса. Он следит за мной. Он пробирается в мою квартиру, — Шерлок сжал зубы, заставив себя заткнуться. Ему было сложно дышать, и еще сложней поднять взгляд на брата. Майкрофт смотрел серьезно, накренившись вперед в своем громоздком кресле.
— Думаешь, ты в опасности? — встревожено спросил Майкрофт. Шерлок широко распахнул глаза, глядя на него. А потом медленно выдохнул. Облегчение заполнило его с ног до головы.
— Не считаешь меня психом?
— Посттравматическое стрессовое расстройство, психосоматические боли и тремор, социопатия, синдром дефицита внимания и паранойя — слишком много даже для тебя.
— Ограничимся социопатией? — с ней Шерлок чувствовал себя уютно.
— И психосоматикой, безусловно. Остальное оставим на откуп бездарным психотерапевтам, надо же им что-то писать в своих отчетах для меня.