Выражение лица Гурасина стало жёстче, чем обычно.
— Этот Блок уже убивал людей, которых он был обязан защищать. Он убил пятьдесят семь рабочих с рудника.
Помните, как раньше я говорил, что хакнул свой ограничительный модуль, но массовым убийцей не стал? Это лишь часть правды. Я уже был массовым убийцей.
Объясняться не хотелось. Но надо было. Я сказал:
— Я не взламывал свой ограничительный модуль для того, чтобы убить клиентов. Его закоротило, потому что тупая Компания закупает лишь самые дешёвые комплектующие. Мой модуль вышел из строя, я потерял контроль над системами и убил их. Компания починила меня и установила новый контрольный модуль. Я взломал его, чтобы такого больше не повторилось.
Во всяком случае, мне кажется, что так всё и было. Единственное, что я знаю наверняка — после того, как я взломал модуль, такое точно не повторялось. И это делает историю лучше. Я смотрю достаточно сериалов, чтобы понимать, как выглядит подобная история.
Волеску был печален. Он слегка пожал плечами.
— То, что я видел в добытых Гурасином личных логах бота, это подтверждает.
Гурасин нетерпеливо развернулся к нему:
— Логи подтверждают лишь то, что бот верит, что всё произошло именно так.
Бхарадвадж вздохнула.
— И всё же, вот она я, сижу здесь, живая.
На сей раз тишина была недоброй. Через канал я видел, как неуверенно заёрзала Пинь-Ли, переглянулась с Оверс и Эредой. Рэтси потёр лицо. Затем Менса тихо спросила:
— БезоБлок, у тебя есть имя?
Я не очень понял, что ей надо.
— Нет.
— Он называет себя «Киллербот», — сказал Гурасин.
Я открыл глаза и посмотрел на него. Я не смог перебороть себя. По выражениям их лиц я понял, что всё, что я чувствовал, отразилось на моём лице, а я ненавижу это. Я пробормотал:
— Это было личное.
На этот раз тишина была длиннее.
Затем Волеску сказал:
— Гурасин, ты хотел знать, как он проводит своё время. Именно это ты и искал в журналах с самого начала. Расскажи им.
Менса подняла брови.
— Ну?
— С тех пор, как мы приземлились, он скачал семь сотен часов развлекательных программ. В основном сериалы. В основном что-то, называющееся «Святилище Луны». — Он покачал головой, словно не веря в это. — Вероятно, он использовал их для шифрования данных для Компании. Он не может смотреть это, не в том объёме; мы бы заметили.
Я фыркнул. Он меня недооценил.
Рэтси сказал:
— Это то, где адвокатша колонии убила начальника терраформирования, который был дополнительным донором для её имплантированного ребёнка?
И снова, я ничего не cмог поделать с этим. Я сказал:
— Она не убила его, это долбаное враньё.
Рэтси повернулся к Менсе.
— Он смотрит это.
Её выражение отразило живую заинтересованность, тогда как Пинь-Ли спросила:
— Но как ты взломал свой собственный ограничительный модуль?
— Всё оборудование Компании одинаковое. — Я однажды получил обновление, которая включала все спецификации систем Компании. Торчал в кабинке, и, когда мне нечего было делать, использовал это время, чтобы выработать коды для ограничительного модуля.
Гурасин казался упрямым, но ничего не сказал. Я подумал, что это всё, что у него было, так что теперь настала моя очередь. Я сказал:
— Вы ошибаетесь. ХабСистема позволила вам прочитать мой журнал, позволила выяснить про взломанный ограничительный модуль. Это часть диверсии. Она хочет, чтобы вы перестали доверять мне, потому что я пытаюсь сохранить вас в живых.
Гурасин сказал:
— Мы не можем доверять тебе. Мы должны держать тебя в обездвиженном состоянии.
Правильно, забавная шутка. — Это не сработает.
— И почему бы это?
Я скатился со стола, схватил Гурасина за горло и прижал его к стене. Это было быстро, слишком быстро, чтобы он успел среагировать. Я дал им секунду, чтобы понять, что случилось, ахнуть, Волеску коротко испуганно икнул. Я сказал:
— Потому что ХабСистема солгала вам, когда сказала, что я обездвижен.
Гурасин был красным, но не таким красным, каким бы он был, начни я прикладывать давление. Прежде чем кто-либо ещё смог двинуться, Менса спокойным и ровным голосом попросила:
— БезоБлок, пожалуйста, я была бы признательна, если бы ты опустил Гурасина вниз.
Она действительно хороший командир. Обязательно взломаю её файл и запишу это в него. Если бы она разозлилась, заорала, позволила остальным запаниковать, то не знаю, что бы сейчас произошло.
Я сказал Гурасину:
— Вы мне не нравитесь. Но мне нравятся остальные, и, по какой-то причине, которую я не понимаю, вы нравитесь им. — Затем я его опустил.