Я шумно выныриваю и хватаюсь за телефон. Мне не терпится разрулить эту неприятную ситуацию. Нажав на кнопку соединения, я начинаю грызть ногти. К глазам почему-то подступают слезы. Идут гудки, и одновременно я слышу какое-то эхо. Вернее, это звонок. Я оборачиваюсь и вижу Майера: он небрежно держит телефон, прислонившись к воротам бассейна с наружной стороны.
– Я как раз звонила тебе, чтобы извиниться! – облегченно вздохнув, кричу я.
Он скрещивает руки на груди. Ждет. Я продолжаю орать с другого конца бассейна:
– Извини!
Майер стоит, как стоял. Я бы заподозрила, что он меня не слышит, если бы он не опустил подбородок и не выдержал паузу, прежде чем снова бросить взгляд в мою сторону.
Опасливо, как по канату, я иду к нему, раскручивая свою словесную спираль:
– Я просто немного струхнула – потому что понимаю, как это важно. Ты и так сделал для меня очень много, а теперь еще и в это ввязался ради моего турне… Меня совесть замучила. А еще я беспокоюсь о Хейзл. Хотя, строго говоря, кто я такая, чтобы о ней беспокоиться? Да и оснований нет: у тебя наверняка все под контролем.
Дойдя до ворот, я наконец-то отваживаюсь посмотреть Майеру в глаза и вижу в них ужас.
– Что случилось?! – вскрикиваю я.
– Какого… – Майер встряхивает головой. – Что это ты напялила?
Я оглядываю свой закрытый купальник, на котором изображены волосатые соски и пивной живот.
– Ах, это? Купила! Артур из квартиры 14Д пялится на меня, когда я плаваю. Пусть знает: никаких гляделок за бесплатно!
Я гордо улыбаюсь, довольная своей изобретательностью. Майер вздыхает:
– Теперь ты должна выплатить Артуру компенсацию за моральный ущерб. И мне тоже.
Я поднимаю ладонь и делаю вид, что записываю на ней.
– Взято на заметку. Носить бикини на протяжении трех месяцев, чтобы пострадавшие могли пополнить свой банк эротических образов.
– Последняя шутка всегда за тобой, да? – Майер приподымает уголок рта. – Ну так ты впустишь меня или как?
– Ой! Проходи, конечно!
Я открываю ворота. Майер прячет руки в карманы шорт и говорит:
– Фарли, имей, пожалуйста, в виду: я войду в любое положение, если ты мне его объяснишь. Не надо просто исчезать.
– Знаю. Это было глупо. Извини.
– Ты прощена.
Я разворачиваюсь и иду к своему шезлонгу.
– О господи! Да у тебя там еще волосатая спина нарисована и задница, с которой плавки сползли!
Я виляю попой и смеюсь.
Некоторое время мы просто валяемся на солнышке, я наслаждаюсь спокойствием. Майер – единственный человек, с которым я могу спокойно помолчать. С другими людьми всегда возникает ощущение, что от меня чего-то ждут. Может, оно ни на чем не основано, и тем не менее. Я напряжена и все время пытаюсь говорить или делать что-нибудь смешное.
– Готова к завтрашнему вечеру? – спрашивает Майер.
– Ага. Билеты распроданы, как в прошлый раз?
– Да. В воскресенье Клэй и Кара хотят обсудить с нами твой контракт. Я, честно говоря, думал, что наша договоренность будет неофициальной, но Клэй позвонил и сказал: «Нет, готовится отдельный договор».
– И какие же там будут пункты? Такой-то и такая-то обязуются там-то и там-то столько-то раз ухватить друг друга за задницу?
– Это только за большие деньги, да и то: ты меня хватай, а я тебя не стану. У меня травма после этого! – Майер кивает на мой купальник. – Ужас-то какой! Даже тон кожи точь-в-точь твой!
Я смотрю на его сердитую физиономию и, отсмеявшись, перехожу к делу:
– Итак. С контрактом все ясно. Но ты говорил еще про какие-то правила – наши внутренние?
– Говорил. Думаю, это само собой разумеется, что, пока мы с тобой участвуем в этом спектакле, мы… хм… не должны встречаться ни с кем другим?
– Ну надо же, какая досада! Мой гарем огорчится! – отвечаю я, выпятив нижнюю губу, но под строгим взглядом Майера тут же добавляю: – Да шучу я! Никаких проблем! Я удивительно мало популярна для женщины, которая рассказывает со сцены о том, как однажды она наблевала себе в сумочку и потом целый день с ней ходила.
– Да уж. Такая история очарует кого угодно.
– Ну а как насчет тебя? – спрашиваю я, закрыв глаза и подставив лицо солнцу, чтобы не смотреть не Майера.
– Что «как»?