Хлоп!
Внезапно я получаю полотенцем по затылку. Оборачиваюсь. Марисса показывает на притолоку, под которой мы стоим, и, стараясь перекрыть шум переполненного зала, кричит из бара:
– Омела![4]
Фи вдруг перестает улыбаться.
– Прекрати, Марисса! – говорит она и, взяв Хейзл за руку, пулей выскакивает за дверь.
Я устремляю на барменшу гневный взгляд, но та уже обслуживает неуемную студенческую компанию.
– Джонс! – кричу я, пытаясь догнать Фарли.
– Папа?! – произносит она в тот момент, когда я выхожу на улицу.
Проследив за ее взглядом, я вижу хмурого мужчину; волосы у него такого же каштанового цвета.
– Папа, что ты здесь делаешь? – спрашивает Фи, вся как будто съежившись.
– Пришел к тебе, хотел пригласить к нам на рождественский ужин. Но дома тебя не оказалось, и тогда я понял, что, скорее всего, ты здесь. – Он встряхивает головой и, разочарованно скривив рот, продолжает презрительно: – Уж не знаю, догадываешься ли ты, как я тобой горжусь. Это же такая радость для любого отца! Видеть, что дочь нашла своим языковым способностям блестящее применение! Рассказывает про дерьмо и минеты!
– Папа, перестань, – шепчет Фи прерывающимся голосом.
– Фарли, когда ты наконец поймешь? Это не настоящая работа! Неужели ты не хочешь сделать для общества что-нибудь полезное? Ладно, черт с ним – с обществом. Неужели ты не хочешь чего-нибудь стоящего для себя? Тебе не нужен стабильный доход? Не нужна медицинская страховка?
– Папа, я… Сейчас дела идут неплохо. Правда. Меня стали приглашать в разные клубы, я много работаю… – отвечает Фарли как будто бы не своим голосом, ярким и сочным, а его безликой оболочкой.
– Ты ничего не воспринимаешь всерьез. Ни-че-го. Вбила себе в голову, что должна мне за что-то мстить. Но я-то желаю тебе добра! В твоей жизни нет ни капли стабильности… Ну а это еще кто? Ты с ним спишь? – Мужчина показывает на меня пальцем. Я прижимаю к себе Хейзл. – Вы вместе занимаетесь этой словесной ерундой? Может, хоть вы уговорите ее взяться за ум?
– Вообще-то я ее менеджер, – отвечаю я. – У вашей дочери большой талант. Мы уже довольно давно работаем вместе и, я думаю, многого добьемся.
Фарли с благодарностью смотрит на меня, и ее повлажневшие глаза высыхают. Черт! Я действительно буду ее менеджером, помогу ей выбраться отсюда и стать успешной. Лишь бы только этот засранец оказался не прав. Его уже сейчас перекосило от злости. Тогда что же потом будет? Никаких усилий не пожалею, чтобы посмотреть.
Теперь и еще кое-что становится ясным. Как менеджер я не могу, не должен злоупотреблять своим положением и путать деловые отношения с романтическими. Если я буду одновременно заниматься карьерой Фарли и встречаться с ней как с девушкой, никто не станет воспринимать нас всерьез.
Приятное чувство смутной надежды угасает.
Ему на смену приходит готовность к действию.
Прежде чем направиться к машине, Фарли бросает через плечо:
– Пока, пап. С Рождеством.
Через некоторое время, уже в нашей квартире, Фи запихивает конфеты в чулок Хейзл и, подлив себе вина, говорит:
– Майер, я никогда… Уф… Короче, спасибо, что поддержал меня.
– Пожалуйста, Джонс.
– А о чем ты… О чем ты хотел со мной поговорить? – спрашивает она, нервно дергая коленкой.
– Ах, да так… Собирался спросить тебя, не согласишься ли ты стать моей клиенткой?
– Клиенткой? Как менеджера?
Я пожимаю плечами.
– Ну да.
– Спасибо. Даже не верится.
Чтобы компенсировать тот ущерб, который кто-то, видимо, причинил ей в прошлом, я говорю:
– Детали мы проработаем потом. В любом случае я действительно думаю, что ты, Джонс, можешь добиться успеха. У тебя есть веские причины заниматься тем, чем ты занимаешься.
– И какие же?
– Ты помогаешь людям забыть о грусти. Объединяешь их смехом. Хорошие комики на самом деле способны очень на многое… Шутить можно о чем угодно, хоть о политике. И если ты говоришь смешно, тебя будут слушать. Даже когда человек не хочет менять свое мнение, не хочет воспринимать никаких аргументов, правда, замаскированная под шутку, обязательно доберется до его мозга. Ты заставляешь людей смотреть на жизнь под другим углом. Помогаешь увидеть смешную сторону того, что вызывает у них дискомфорт или неловкость. Ты незаметно заставляешь их принять твою точку зрения…
Фарли начинает плакать. Я отодвигаю от нее бокал.
– Скажешь тоже, – тихо смеется она и, смахнув слезу, легонько толкает меня в плечо.
Я обнял бы ее, но после того, как я сначала осознал свои чувства к ней, а потом засунул их подальше, нам нежелательно лишний раз соприкасаться друг с другом. Поэтому я только глажу ее по спине.
4
По старинной европейской традиции, мужчина и женщина, стоящие рядом под рождественским украшением из омелы (вечнозеленого шарообразного кустарника, паразитирующего на ветках деревьев), должны поцеловаться.