– Чез! – Мама Сантанджело, которая стоит с кем-то из представителей школы, пытается привлечь его внимание. «Улыбнись», – беззвучно произносит она, показывая пальцами на свой рот.
– Чез, – ехидно сообщает Джона Григгс. – Твоя мамуля хочет, чтобы ты улыбнулся.
– А твоя хочет, чтобы ты нажрался дерьма и сдох.
Я стою между этими интеллектуалами, пока местный фотограф щелкает камерой, заставляя нас говорить слова типа «каникулы» и «порнография».
– Твоя считает, что ты слишком зажатый, – не унимается Григгс.
– Да неужели?
– Ага. Вчера ночью мне сказала.
На сцене начинают греметь первые аккорды национального гимна, и все морщатся.
– Что ты сказал? – тихо переспрашивает Сантанджело.
– Твоя мамка. Классная. Очень классная.
Сантанджело кидается в драку первым. Его кулак попадает Григгсу по животу, и через минуту они оба катаются по полу, колотя друг друга. Затем раздается воинственный клич, и после этого присоединяются все желающие, за исключением вашей покорной, и, поверьте, я действительно чувствую, что осталась не у дел, но лезть туда не готова. Глава факультета Муррей со стоном падает прямо мне под ноги. Я пытаюсь помочь ему, но потом понимаю, что он в восторге от происходящего. Как и все остальные. Все выглядит, как неандертальская стычка для убогих. Некоторые из городских учителей пытаются вмешаться. Это они зря. Еще минуты четыре я наблюдаю за всем этим с нарастающей скукой. Даже городские школьницы обмениваются со мной взглядом, закатывая глаза. Я смотрю на мать Сантанджело и радуюсь, что не приглашена к ней на ужин сегодня вечером.
Затем появляется полиция. Я узнаю отца Сантанджело, который бережет всю свою полицейскую суровость для сына. Потом я вижу, как Бен исчезает под горой тел и спешу на помощь, потому что братья Маллеты ринулись в бой прямо с гитарами, чем причиняют окружающим дополнительную боль. Только в момент, когда я уже вот-вот вытащу Бена из потасовки, у меня под ухом пронзительно верещит свисток, и какой-то коп хватает меня за руку. Все заканчивается.
Нас делят на группы: зачинщики и все остальные. Я оказываюсь в числе зачинщиков, потому что мои товарищи-слабаки, эти жалкие, низменные предатели указывают на меня, когда кто-то спрашивает, кто из них главный. Единственный плюс во всей этой ситуации заключается в том, что в этом дурацком крохотном городишке никого даже не сажают в фургон, чтобы доставить в изолятор. Нас ведут туда пешком. А самый большой минус – то, что меня сажают в одну камеру с Джоной Григгсом и Чезом Сантанджело, которые продолжают обмениваться оскорблениями, так что я понимаю, что ссора не закончена, и на этот раз меня точно в нее втянут. В соседней камере сидит человек тридцать, смесь из всех трех фракций. Я высматриваю Бена, но вижу только других глав факультетов, которые с гордостью показывают друг другу шрамы.
В моей камере меня просто не замечают. Пыль и грязь начинают действовать, дыхание у меня становится тяжелым, а это ни к чему хорошему не приведет. У противоположной стены камеры Джона Григгс и Сантанджело слишком заняты тем, что меряют друг друга взглядом, как два свихнувшихся быка, которым нужно выяснить, у кого больше… дури в голове.
Я прислоняюсь к решетке, которая отделяет нас от остальных.
– Просто чтобы прояснить ситуацию, – обращаюсь я к одной из городских девчонок. – Достаточно просто оскорбить чью-то мать?
– Нет, – объясняет она. – В этом и фишка. Оскорблять вообще не обязательно. Достаточно слов «твоя мамка».
– То есть если я скажу тебе: «Твоя мамка – та еще…»? – Я пожимаю плечами.
– Просто «твоя мамка». Но это не работает между девчонками, – добавляет она. – Чтобы так на это реагировать, тебе нужно отрастить член.
– Ой, как остроумно, – говорит Сантанджело.
Общение с горожанками скрашивает мое пребывание здесь. Свой первый час в тюрьме я провожу, болтая с одной из них – как выясняется, девушкой одного из братьев Маллетов – о мифах, касающихся пирсинга в пупке. Набравшись смелости, я задаю ей животрепещущий вопрос: «Почему Маллеты?» Но в этот момент мне начинает не хватать воздуха. Я узнаю начало приступа астмы, так что приходится отойти от решетки и присесть, упустив ответ на свой вопрос.
Первая волна родителей докатывается до изолятора около пяти вечера, а с ними и куратор факультета Муррей, так что через полчаса соседняя камера пустеет, и мы с Григгсом и Сантанджело остаемся одни. Меня переводят в соседнюю камеру, и нам всем разрешают заказать еду с доставкой на ужин.