Он прижал ее к себе, впервые осознав, что она чувствовала каждый день.
– Возьми меня за руку, – попросила она, всхлипывая. – Возьми меня за руку. Мне кажется, что я исчезаю.
Глава 15
Я лежу на спине и чувствую умиротворение. Нежные солнечные лучи ласкают лицо, словно заворачивая меня в одеяло и напоминая прикосновение матери, когда она впервые взяла меня на руки. На мгновение я возвращаюсь туда, где мне так хочется оказаться.
Но где-то выше по течению проносится моторная лодка или гидроцикл, вызывая рябь на поверхности. Крохотные волны хлещут меня по лицу, будто выражая упрек пощечиной, и от неожиданности я едва не опускаюсь под воду. Я с трудом удерживаюсь на поверхности и внезапно вспоминаю страх в прикосновении матери. Некоторые говорят, что это невозможно, нельзя помнить то, что случилось, когда тебе было пять секунд от роду, но клянусь вам: я помню, как моя мама дрожала всем телом, когда акушерка передала меня ей. Я помню, как ускользала между ее пальцев. Как будто она так и не смогла ухватиться за меня как следует, чтобы я почувствовала, что меня никогда не отпустят. Как будто она не смогла все сделать правильно. Теперь это моя задача.
Мое тело становится плотом, и в глубине души мне хочется и впрямь довериться течению. Закрыть глаза и позволить ему нести меня. Но я знаю, что рано или поздно придется выбираться. Нужно будет почувствовать твердую землю под ногами, ее комья между пальцев, острые щепки, крапиву, нагретую солнцем грязь, боль порезов, каждую веточку, каждый укус, жару и все эти неприятные ощущения. Мне отчаянно необходимо испытать все это, чтобы, когда случится что-нибудь приятное, контраст был так велик, что я смогла бы запечатать это чувство в бутылку и навсегда оставить себе.
Надо мной проносится какая-то тень, и я вздрагиваю от испуга, теряю равновесие и все же окунаюсь под воду. Но небо бесконечно голубое, ни птиц, ни облаков. Лишь тишина, и мне кажется, что я одна во всем мире. Пока не замечаю Джону Григгса. На моей стороне реки.
Я догребаю до берега брассом и стараюсь выйти из воды, не растеряв достоинства. Стоять перед противником в мокром купальнике, пусть даже скромном, всегда не очень комфортно. Я пытаюсь вспомнить правила и начинаю уверенным голосом:
– В фиолетовой книжечке…
– …сказано, что на любую территорию, являющуюся предметом переговоров, не допускаются представители врага, и, если таковые будут пойманы, наказанием является передача территорий в кратчайшие сроки, – заканчивает он за меня.
– Ты же знаешь, что водные пути принадлежал нам. Ты нару…
Я не успеваю договорить, когда через реку перелетает еще кто-то и приземляется точно рядом со мной. Григгс и Энсон Чои пожимают друг другу руки, явно наслаждаясь происходящим. На мгновение я невольно вспоминаю, что Григгс – просто обычный парень, мой ровесник. Выражение его лица выдает мягкость, которую мне почти больно видеть, потому что так он выглядит уязвимым, а думать о его уязвимости – значит представлять Джону десятилетним мальчиком во власти жестокого отца.
– А кому принадлежит воздух? – спрашивает он. – Что-то не помню, чтобы об этом говорилось в фиолетовой книжечке.
– Это частная собственность.
– Согласно правилу четыреста сорок третьему фиолетовой книжечки, частная собственность является нейтральной территорией.
Я киваю. Как будто мне известно это самое правило четыреста сорок три. Мы находимся примерно в километре от корпусов школы. Если бы главы факультетов знали, что мы так близко, у них бы случилась истерика. Если кадеты заберутся в наши корпуса, нам придется отдавать территории. Если мы влезем к ним в палатки, расплачиваться придется им.
Я дрожу от холода, и, должно быть, Григгс замечает в моих глазах испуг.
– Не беспокойся, – говорит он, а затем мои барабанные перепонки едва не лопаются от его свиста. С другого берега прилетает конец веревки. Григгс ловит его. – Сегодня мы просто тренируемся.
Бен и Раффи в шоке.
– Получается, они планируют вторжение?
Я киваю.
– Вот это круто! – присвистнув, восхищается Бен.
– А что горожане? – спрашивает Раффи. – Мы можем попросить их о помощи и заключить наконец сделку.
Я качаю головой. Горожане что-нибудь у нас потребуют, а предложить нам особенно нечего.
– Но что если они заберутся в корпуса? – говорит она.
– Напомни мне правила вторжений, – прошу я.
– Нужно шесть врагов, чтобы это считалось вторжением. У них есть две попытки. Если оба раза будут неудачными, мы можем вступить в переговоры об обеспечении дипломатического иммунитета.