Опять оставшись одни, Дрю делает очередную попытку:
— Ну, теперь-то я могу уйти?
— Прекрати меня об этом спрашивать. Мы еще даже не сели за стол, — шипит Александра.
Дрю молчит… но он близок к тому, чтобы начать выть. И когда он снова начинает говорить, то делает это за нас обоих:
— Но я не хочу здесь находиться. Я пришел, поулыбался, выписал чек. И в отличие от некоторых, мне есть чем занять свое время.
И прежде чем ссора успевает стать слишком жаркой, кто-то в зале привлекает внимание Александры. Ее глаза расширяются, а на лице… разочарование. Она игнорирует своего брата и продолжает таращиться. Дрю и я следим за ее взглядом.
И вот, когда я вижу ее.
Практически у каждого парня есть такая женщина, из прошлого. У некоторых печальных сукиных сынов, даже не одна. Девушка, которая его использовала, разбила ему сердце, разрушила его самооценку. Говорят, первый порез — самый глубокий… и она порезала меня прямо до кости.
Шекспир писал: «Цветущее лицо — и сердце змея!» И если бы я не знал лучше, я бы поклялся, он написал это, думая о Розалин Николетте Дю Буа Каррингтон.
Мы повстречались на втором курсе Колумбийского Университета, и серьезно встречались два года. Розалин умная очаровательная опытная наездница. Ее не интересовали вечеринки братства или походы в бар. Вместо этого она предпочитала проводить свое время в интеллектуальных беседах об искусстве и путешествиях. Я думал, она была идеальной: женщина, на которой я бы женился, завел бы детей — девушка, которую бы я любил, когда она была вся в морщинах и седая, и которая любила бы меня в ответ.
Салли Дженсен могла быть первой девчонкой, в которую я влюбился, но Розалин… она была последней.
Я не видел ее с выпускного. Шесть лет. Но она выглядит в точности так же — лицо в форме сердца; классическое, но с высокими скулами, которые заставляли выглядеть ее как умудренной опытом, так и невинной; кристально-голубые глаза, экзотически-суженные; пухлые улыбающиеся губы; густые распущенные волосы; и высокое стройное тело, которое любого мужчину поставит прямо на колени. Я смотрю, как она идет через зал, с каждым ее шагом развивается ее платье цвета розовой карамели.
— Какого хрена ты ее пригласила? — спрашивает Дрю.
— Я не приглашала ее — Джулиан в составе членов правления. Я не думала, что они объявятся.
Джулиан — это муж Розалин. Он на десять лет старше и в десять раз богаче любого из нас.
— Я думал они в Европе.
— Они вернулись в город на прошлой неделе.
Когда Розалин подходит к нашему трио, Дрю и Александра встают передо мной — как телохранители. Розалин сверкает обворожительной улыбкой — той самой, с которой я так хорошо знаком.
— Александра, Дрю, так приятно вас встретить. Как давно мы не виделись?
— Не достаточно давно, — отвечает Александра, обманчиво улыбаясь.
Вот она Сучка, во всей своей красе. Для внешнего мира, Александра — утонченная леди. Но внутри нее медленно закипает свирепый человек, готовый защищать близких; который отбросит свои волосы назад, вытащит из ушей сережки и надерет задницу любому, кого она посчитает угрозой для ее любимых людей. И она питает особую ненависть к моей бывшей.
Я не знал, что Розалин меня обманывает до тех пор, пока она меня не бросила. Когда тебя посылают — это тяжело, но обнаружить, что все это время она трахалась с кем-то еще… это просто раздавило меня. В последующие дни — это был Дрю, который вытащил меня из дома, напоил меня и убедился, что я с кем-нибудь пересплю. Но Лекси — она была той, кому я плакался. Я не чувствую себя бабой от того, что признался, что я плакал — пустить несколько слез — это вполне допустимо, после того, как мне разорвали душу, а сердце порубили, как картошку.
Следуя по стопам своей сестры, Дрю говорит:
— Читал, что в Европе вспышка листерии. Кажется, ты успела ее избежать. Какая жалость.
Улыбка Розалин остается на месте, когда она игнорирует явное оскорбление.
— Да, мы насладились нашим путешествием по Европе — культурой, историей. Но Джулиан скучал по Нью-Йорку. Мы останемся здесь до весны.
По отдельности, брат с сестрой Эвансы могут метать смертельные вербальные стрелы — вы сами видели их в действии. Но вместе? Они настоящая команда, которая «опустит» профессиональных борцов.
Александра понижает голос до шепота:
— Ненавижу, что мне приходится тебе это говорить, Розалин… что ж, на самом деле… я это сделаю с удовольствием. Я слышала, у Джулиана бурный роман со своей секретаршей. — Она в задумчивости касается губ своим пальцем. — Или это была няня?
Дрю добавляет:
— А я слышал, что он трахает их обеих.
Снова, Розалин держится стойко. Я всегда думал, что ее самообладание досталось ей по наследству — символ ее искушенности и зрелости. Но глядя на нее сейчас, она просто кажется… бесчувственной. Далекой. Пассивной, аж раздражает.
Она слащаво вздыхает.
— Мужчины так любят разнообразие.
— Мне этого неизвестно, — парирует Александра.
— А мне известно, — признается Дрю. — Но, опять же, я не клялся в обратном.
Она сдержанно складывает руки на груди.
— Я смирилась с похождениями Джулиана. До тех пор, пока я та женщина, к которой он всегда возвращается, это не проблема.
Дрю всегда раздражало, что он не мог вызвать у Розалин реакцию, не важно, как бы груб он ни был. Ему доставляет нездоровое удовольствие доводить людей до грани срыва. Вот почему он копает глубже и говорит:
— Пока он не поймет, что этот ледник, который ты называешь вагиной, просто больше не стоит той платы за вход. Это вот может стать проблемой.
Розалин тихонько усмехается:
— Ты всегда был особенно красноречив, Дрю.
И пошел второй раунд для Степфордской Жены.
— Было приятно повидаться вами обоими. Надеюсь, вы меня извините.
Вот так вот просто, она их отшила. Розалин обходит Александру и Дрю. И подходит ко мне.
Я провожу рукой по волосам и поворачиваюсь лицом к женщине, которая разбила мне сердце. Она смотрит на меня по-доброму, с сочувствием, как медсестра относилась бы к больному, который лечился бы от смертельной болезни.
— Здравствуй, Мэтью.
Я решительно настроен, чтобы показать ей, что я оправился от тех потрясений.
— Розалин.
— Выглядишь замечательно.
— Спасибо, — холодно отвечаю я. — А ты… нисколько не изменилась.
Как-то странно разговаривать с ней снова, даже после всех этих лет. Нет больше ни влечения, ни ненависти, ни одной эмоции вообще. Немного сожаления — часть меня хочет, чтобы я мог повернуть время вспять и выбить все дерьмо из себя молодого, за то, что был таким глупцом. И слепцом. Но это касается меня. А что до Розалин? Она просто та, с кем я когда-то был знаком… и кого я на самом деле никогда не знал. Даже если я на интимном уровне знаком с каждой выпуклостью и впадинкой ее тела, она все равно для меня чужая.
Я прочищаю горло.
— Ну… у тебя есть сын?
Разве я забыл упомянуть об этом? Да уж — Розалин не просто изменяла мне, она еще и залетела. Я почти уверен, что это все было спланировано. Как в королевских семьях, наследник про запас?[8] Я был про запас, просто на случай, если у нее ничего не получится с Джулианом. К счастью для меня, его стрелы попали в яблочко первыми.
Она улыбается.
— Да, Конрад. — Бедный ребенок. — Сейчас он в учебном пансионе в Швейцарии.
В уме я делаю кое-какие подсчеты.
— Пансион? Разве ему не шесть лет?
— Шесть ему исполнится в следующем месяце. — Должно быть, я выглядел ошеломленным, потому что она добавляет, — Это очень важно, чтобы у него был правильный старт в жизни. Его школа ему это обеспечит.
Я киваю. Обсуждать хреновость данной философии действительно не стоит моего времени.
8
Речь идет о втором наследнике в королевских семьях, который не притягивает к себе столько внимания, как первый ребенок.