– Сколько раз я говорила Чарли, чтобы он не разбрасывал вещи по всему дому!
– Извини, это мои тренировочные брюки. Я собирался передохнуть пару минут. – Он распрямил плечи, а она отступила еще на шаг. – Да что с тобой? – недоуменно спросил Джеймс, не сводя с нее глаз. – Огорчена, что сорвалась любовная ночка?
Вин резко повернулась и заспешила к двери, намереваясь заглянуть в комнату Чарли.
Мальчик крепко спал. Нежно улыбнувшись, Вин наклонилась и поцеловала его. Как же она его любит! Нет, своего сына она не отдаст никому.
Усталая, поплелась в свою комнату. Часа три она провела без сна: голова гудела от навязчивых дум, навязчивых воспоминаний. Неужто она уже до того докатилась, что начала сравнивать Тома с Джеймсом? Зачем? Раньше ей такое и в голову не приходило. Почему именно этой ночью она в таких подробностях вспомнила его ласки, его поцелуи?
Сегодняшняя их встреча вовсе не была радостной, и ей полагалось бы вспомнить о его равнодушии к сыну, о его измене. Таковы факты, и нечего поддаваться лживому воображению.
И все же сегодня, когда он дотронулся до нее… Вин сжалась, мускулы напряглись – снова нахлынули воспоминания о давно минувших любовных радостях.
Не было никаких радостей, не было, твердила Вин. Она почти убедила себя. С чего это ей вдруг вздумалось взглянуть на прошлое сквозь розовые очки? И даже если радости были, разве не обернулись они для нее жгучей болью? Разве физическое удовольствие стоит душевных мук?
И потом, дело сейчас вовсе не в прошлом и не в любовных талантах ее бывшего мужа, ей надо постоянно помнить о той угрозе, что нависла над ними с приездом Джеймса.
Неужели у нее не осталось силы воли, чтобы выйти из расслабленного состояния? Кажется, настало время открыть глаза Чарли и показать ему отца в истинном свете. Вин была убеждена, что Джеймс рано или поздно предаст сына так же, как предал ее.
Внутренний голос давно уже нашептывал ей, что следовало бы хоть изредка говорить Чарли правду об отце, который не желал его появления на свет. Но именно об этом она говорить не решалась – меньше всего ей хотелось ранить юную душу. Но во всяком случае, кое-что придется мальчику объяснить. Ради его же блага.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Звук открывающейся двери заставил Вин пробудиться от глубокого сна, в который она погрузилась только перед рассветом. Голова раскалывалась, в глазах песок, веки распухли – ей таки удалось наплакаться вволю.
Невзирая на недовольство Тома, уик-энды она всегда проводила с Чарли: за неделю скапливалось немало общих дел. В этот раз, например, они собирались съездить в магазин канцелярских товаров. К тому же воскресные завтраки были особенными: для Чарли в этот день готовилось его любимое блюдо: подрумяненные сосиски с глазуньей.
Пытаясь сесть, она отыскала скомканный носовой платок, высморкалась и потерла глаза. Боже мой, неужели так поздно – уже начало десятого.
– Привет, мам. Папа сказал, что приготовит завтрак, а ты можешь еще поспать. Я тебе кофе принес.
Нате вам! Утро начиналось с пренеприятнейшего сюрприза – экс-супруг готов даже стряпней заняться, лишь бы оттеснить ее на вторую роль. Дело, разумеется, не в завтраке, а в том, что втируша Джеймс целенаправленно разрушал сложившийся уклад их жизни.
Вин почувствовала густой аромат кофе, который Чарли осторожно нес к ней. Джеймс, видимо, нашел спрятанный ею пакетик с зернами и кофемолку.
Сердце екнуло, отзываясь рассеянной болью, когда она взяла с подноса чашку и увидела, что Джеймс приготовил для нее кофе по-особенному: на поверхности дрожала тонкая пленка шоколада. Кофе времен их недолгого супружеского счастья!
И кто бы мог подумать, что такой незначительный жест, явно рассчитанный на то, чтобы заинтриговать Чарли, мог так ее взволновать. Опять воспоминания! Вин снова испугалась своей полной незащищенности перед прошлым.
– Папа специально купил плитку шоколада, когда мы ездили за свежими газетами, – важно заявил Чарли. – Он сказал, тебе всегда нравился такой кофе.
– Ну вот, наконец, и проснулась сама. Чарли хотел тебя разбудить, но я не разрешил, пора ему узнать, что работающим людям в выходные дни не грех и отоспаться.
Вин взглянула на показавшегося в дверях Джеймса, рука, сжимавшая чашку, дрогнула, и кофе выплеснулся, обжигая кожу.