Выбрать главу
Сен-бернар.

Так работали сен-бернардские собаки в течение столетий. Теперь в такой работе надобности нет. На дорогах почти везде телеграф, телефон. В случае обвала, порчи пути, какого-либо несчастья электрическая сигнализация оповещает ближайшую станцию или сторожевой пост почти мгновенно. Однако, когда буря прерывает всякое сообщение, на помощь идет, все-таки, собака… Представителям этой великолепной породы в городах нечего делать, сен-бернары там скучают, томятся, изнемогают от жары. Когда выпадает снег, старый сен-бернар радуется и кувыркается в первых сугробах, как щенок, он оживает, наслаждается, вдыхая морозный воздух зимы. Эти огромные собаки обычно очень тихи и смирны. Сен-бернару спокойно можно доверить колясочку, где лежит совсем маленький человечек… Мальчишка лет трех-четырех усаживается на сен-бернара верхом, держится ручонками за косматую гриву и, колотя пятками по толстым бокам, кричит:

— Эй, ты, пошел, пошел!

И величественный пес везет своего всадника важно и осторожно, хотя едва ли ему нравится исправлять должность верховой лошади.

Сбогар-Полкан

Именно сен-бернар проделал одну из наиболее удивительных собачьих штук: он вполне сознательно служил поочередно двум хозяевам. Из того дома, где он со щенячьего возраста прожил три года, он стал пропадать дня на два, на три, потом возвращался. Его сначала искали, беспокоились о нем, потом привыкли к его отлучкам: «ну, что же, пошатается где-то и придет». Он удирал обычно во время прогулки, отбегая за угол по неотложным своим делам, и исчезал. Я занялся им очень пристально, гулял с ним утром и вечером, вкрался вполне в его доверие, взял на сворку его могучую шею и, когда он рванулся, желая убежать за угол, я не стал его удерживать, а побежал за ним. Из переулка в переулок, из улицы в улицу мы бежали с полчаса. Милейший пес сам выдал мне свою тайну, он привел меня к двери, поцарапался в нее и залаял коротко, отрывисто… Дверь открылась, пес шмыгнул в нее, а за ним вступил я с вопросом, на каком основании принимают сюда чужую собаку. Меня очень скоро и сильно подняли насмех.

— Какая чужая собака? Это наш Сбогар.

— Во-первых, это не Сбогар, а Полкан. Во-вторых, он не ваш, он живет…

— Да он тут живет… Вот его место. И это Сбогар, он два года у нас, Сбогар… Он уходит куда-то, но он наш, наш Сбогар.

Прыгали и визжали дети, смеялась их мама, улыбался хозяин квартиры, а виновник всей кутерьмы спокойно лежал на своем матраце и помахивал волнистым хвостом, смотря ласково, светло, чуть-чуть приподняв уши. Сбогар он или Полкан? Не все ли равно, какая у него кличка, несомненно, что он тут свой, он тут любит и любим… так же, как и там… у других.

Оказывается, огромный пес в городском саду подошел к игравшим детям, их мама почему-то назвала его Сбогаром и погладила по голове. Он поиграл с детьми, пошел за ними в этот дом и стал приходить дня на два, на три, потом убегал. Его искали, о нем беспокоились и… привыкли к его отлучкам, — я такой рассказ уже слышал там, где Сбогар считался Полканом.

Я ушел, очень смущенный моим вмешательством в трогательную историю этой чудесной собачьей любви. Сбогар, Полкан… Какое мне дело, что ему больше нравится? Вполне обеспеченный кормом и жилищем в одной семье, где его любили и ласкали, он, в силу какого-то, лишь ему ведомого влечения, отдал часть своего сердца этим детям, случайно встреченным на лужке, их маме, потрепавшей его по голове… Но он не забыл и тех, первых, он разделил свою любовь, был предан тут и там поровну до конца своей долгой жизни. Дети выросли и те, и другие, а Сбогар-Полкан добросовестно и равномерно пропадал из одного дома, чтобы появиться в другом.

Через десяток лет я однажды получил разом два письма, сообщавшие, что любимца вот уже неделю напрасно поджидают и там и тут. Он не пришел никуда: старый сен-бернар исчез совсем.