Все сошли с ума

Юринсон Александр Все сошли с ума

Юринсон Александр

Все сошли с ума

Спящие люди вызывают во мне непреодолимое отвращение. Особенно, когда их много в помещении. Но и одного достаточно...

В ту ночь меня мучили кошмары. Снилась большая затемненная комната, вроде больничной палаты или казармы, и повсюду, на койках вдоль стен или прямо на полу, в одежде или завернувшись в какое-то тряпье, спали люди. Шумно дышали, ворочались, стонали, храпели. И лица -- тупые, застывшие, изредка чмокающие губами.

Проснулся я не в поту, но с ощущением избавления от невыносимой гадливости. Было еще рано, но не настолько, чтобы засыпать снова. Даже если сон не повторится, сразу после него невозможно самому стать таким.

Я встал и, не одеваясь, побродил по квартире. Слава богу, теперь я живу совершенно один. Жена просыпалась позже меня, и каждый день начинался с того, что я видел ее спящей. В конце концов это перевесило. Я даже не мог толком объяснить, как она мне мила и одновременно противна.

День начался обычно -- с воспоминаний о спящей жене.

Работал я дома на несколько небольших рекламных фирм, и сегодня нужно было доставить в одну из них очередной мой шедевр. Но это -- часам к двенадцати, а пока еще нет восьми. Можно с неторопливой приятностью провести утро.

Окно кухни выходило во двор. Светало. На улице тоже все было как всегда. Люди торопливо шли на работу, крупный мужик с овчаркой возвращался с прогулки.

Чем провинилась в следующее мгновение собака, я не заметил. Но звук от удара поводка проник даже в кухню моего четвертого этажа. Овчарка взвизгнула, получила еще несколько раз и попыталась рыком протестовать; тогда хозяин схватил ее за шкуру и швырнул в снег. В руке его появилась палка, но не для игры с любимым псом. Он принялся колотить собаку по голове и по хребту, пока та, скуля, не поползла от него. Я отошел от окна. Зрелище тоже неприятное.

Когда у меня была семья, то была и собака. Не очень-то воспитанная, она порой получала, но забивать животное дубиной... все-таки это атрибут первобытной охоты.

Комната моя выходит окнами на довольно оживленную улицу с трамвайным движением, причем остановка прямо под окном. За завтраком я услышал шум столкновения машин, но не обратил внимания. Это случалось довольно регулярно. Правда, многоголосая перебранка не утихала, но я задумался о чем-то. Однако лязг металла и звон стекла повторился, да еще сопровождаемый истерическим хором; я не выдержал и прошел в комнату.

На трамвайной остановке было столпотворение. Вырисовывалась картина двойной аварии: сначала столкнулись две легковушки, а во второй раз их боднул сзади маленький грузовичок с какой-то рекламой на фургончике.

Все бы ничего, всякое бывает, но в момент второго столкновения на остановке стоял трамвай, переднюю машину бросило ударом вперед, прямо на двери вагона. А оттуда выходили люди. Двоих зажало, раздавило, но не насмерть. Вопили все, похоже, водителей ждала немедленная расправа. И ни одного милиционера поблизости.

Я сходил за завтраком, покончил с ним у окна и закурил. И тут произошла еще дикость: одного раздавленного вытащили и оставили на дороге, но когда принялись было за второго, трамвай тронулся и проехал вперед полметра.

Я поморщился и подавил холодок под желудком. Это уж слишком! Тут подъехала "скорая", первого раздавленного положили на носилки, а на второго накинули простынку. Так он и остался лежать. Движение было перекрыто, и машины стали огибать препятствие, выезжая на тротуар. Я подумал, что сейчас переедут еще кого-нибудь. Даже сказал это вслух, хотя никто, конечно, меня не слышал. Я отошел от окна и стал собираться. Решил закончить дела пораньше, все равно утро подпорчено.

На улице было довольно тепло, но не настолько, чтобы вчерашние сугробы превратились в слякоть. Я задержался около места происшествия. Милиция уже орудовала здесь, три столкнувшиеся машины поставили на газон, трамвай уехал, а труп увезли. Смотреть было не на что.

Следующее странное и неприятное происшествие случилось при посадке в автобус. Конечно, чтобы проехаться на автобусе в это время, нужно иметь крепкие нервы и мускулы. У какой-то старушки явно не хватило второго, она была взята за шиворот и отброшена метра на три. С одной стороны, знала же, божий одуванчик, что сейчас не ее время, а с другой -- три метра все-таки слишком сурово. Хотя, если ближе, ее бы остальные затоптали: никто бабке на помощь не бросился, хотя хама одернули, даже драка завязалась, но в набитом автобусе это зрелище не из тех, на которые берут билеты.

Высадка из автобуса у метро была точь-в-точь как бегство из горящего театра. Упавших пинали, топтали, об них спотыкались, падали... Выбравшись из этого водоворота живым, я прошел к киоскам. Здесь почти никого не было, торговля в эти часы не оживленная. Только у одного ларька мужчина переговаривался с продавцом.

Я взял сигареты в соседнем. До меня долетали обрывки разговора покупателя с ларечником. Они переругивались, причем, судя по всему, без повода. Вдруг мужик отошел, подобрал крепенькую доску от ящика с торчащими гвоздями и что есть силы треснул по стеклу. Стекло выдержало. Не выпуская палки, он поднял с земли несколько камней и стал швырять ими в ларек. Теперь стекла звонко осыпались. Кто там сказал, что покупатель всегда прав?

Люди стали останавливаться и неуверенно смотреть на расправу. На противоположной стороне перекрестка показался милицейский патруль; таких посылают на захват террористов. К счастью, я следил не только за битьем стекол, но и за ними. Один снял с плеча короткий автомат и принялся стрелять одиночными. Зазвенели стекла других ларьков, какая-то тетка своим криком заглушила вопль раненого продавца. Народ бросился к подземному переходу.

Странно, но стрельба не произвела того впечатления, как должна бы. Через минуту я вышел из перехода и направился к метро; все было спокойно, только ларьки стояли без стекол.

Очередь за жетонами занимала весь вестибюль и торчала на улицу. Работники метро сами нарывались: действовала только одна касса. Кому-то все это окончательно не понравилось. Он просто прошел через турникет, не скрываясь и не заплатив. Когда другие стали следовать этому примеру, тетка-контролер подняла ужасный визг, -- ей вмазали по рылу. Выскочили милиционеры и тоже получили. Нехорошее предчувствие заставило меня поторопиться. У эскалатора образовалась страшная давка, а только я протиснулся, как его остановили.

Всякие правила и приличия уже вовсю переставали действовать. Народ полез на соседний, тоже стоящий эскалатор, а третий полз вверх, но и его вскоре остановили. Людской поток был сейчас не в пользу поднимавшихся, и им пришлось возвращаться вниз. Кроме тех, кого ненароком покалечили, а таких было достаточно с обеих сторон.