Истребитель, пылающий рядом, отвлек внимание техников, работавших со «Скайхоками». Бомба, подвешенная под фюзеляжем одного из них, — истребителя-бомбардировщика № 3 — из-за неловкого движения техника упала на асфальт и раздробила ноги другому, стоявшему у пульта подъемника. В результате неразбериха еще усилилась, и техники обеих групп вообще потеряли представление о том, чем занимались. Пострадавшего с переломами ног срочно отправили в госпиталь, а три снятых из-под фюзеляжей атомных бомбы доставили в бункер. Каким-то образом в суматохе, царившей на базе ВВС в первый день войны, никто не заметил, что одна из четырех тележек осталась пустой. Несколько мгновений спустя к самолетам подошли механики и занялись предполетной проверкой двигателей и механизмов, причем даже эта процедура была сокращена до минимума. От комнаты отдыха приехал джип, из которого выскочили четверо летчиков, каждый со шлемом в одной руке и полетной картой в другой — они спешили нанести удар по врагу.
— Что это? — бросил восемнадцатилетний лейтенант Мордекай Цадин. Друзья звали его Мотти — у него еще не исчезла юношеская неуклюжесть, свойственная такому возрасту.
— Похоже на топливный бак, — ответил механик — опытный специалист пятидесяти лет. Он был резервистом и в мирное время ремонтировал автомобили в своем гараже в Хайфе.
— Черт побери! — рявкнул пилот, весь дрожа от нетерпения. — Мне не нужен запасной бак, чтобы долететь до Голанских высот и вернуться обратно.
— Если хочешь, я сниму его, но для этого потребуется несколько минут, — предложил пожилой механик.
Мотти оглянулся по сторонам. Он был сабра, родился в Израиле, жил в северном кибуце и стал летчиком всего пять месяцев назад. Остальные пилоты уже сидели в кокпитах своих самолетов и затягивали пристяжные ремни. Сирийские танковые колонны рвались к дому его родителей, и внезапно юного лейтенанта охватил страх — его оставят на аэродроме и улетят без него, лишив возможности совершить первый боевой вылет.
— Ладно, снимешь после вылета. — Цадин взлетел по лестнице. За ним последовал механик, пристегнул ремни и проверил показания приборов.
— Все в порядке, Мотти! Только поосторожней.
— Приготовь чай к моему возвращению. — Юноша ухмыльнулся с ребяческой свирепостью. Механик хлопнул его по плечу.
— Ты уж только верни мне мой самолет, парень. Ну, мазельтов, желаю счастья.
Он спрыгнул на асфальт и убрал лестницу. Затем быстро осмотрел самолет, чтобы еще раз убедиться, что ничего не упустил. Мотти проворачивал двигатель, перевел дроссель в нейтральное положение, проверил указатели топлива и температуры. Все было в порядке. Он посмотрел на командира эскадрильи и поднял руку в знак готовности, опустил фонарь кабины, наконец взглянул на своего механика и махнул рукой на прощание.
По стандартам израильских ВВС в свои восемнадцать лет Цадин не был таким уж молодым пилотом. Еще четыре года назад его выбрали кандидатом за быстроту реакции и агрессивность, но ему пришлось бороться, чтобы стать летчиком в лучших военно-воздушных силах мира. Мотти любил летать, мечтал стать пилотом с того самого момента, когда еще ребенком впервые увидел тренировочный самолет БФ-109, который по иронии судьбы стал первым в ВВС Израиля. И ему нравился «Скайхок». Это был самолет для настоящего летчика, не то что электронное чудовище вроде «Фантома». А-4 походил на хищную птицу и повиновался малейшему движению его пальцев. И вот теперь Мотти предстоит первый боевой вылет. Он не испытывал ни малейшего страха. Ему и в голову не приходило опасаться за свою жизнь — подобно всем юношам, Мотти был уверен в своем бессмертии, а боевых пилотов выбирают по тому, что у них отсутствуют человеческие слабости.