Все поднялись. Юрий Николаевич проводил гостей до двери и, когда генерал вышел, шепнул Семену Семеновичу:
— Сеня, я ничего не понимаю. Я ж те сказал, чтоб ты пошел на х…, а ты сюда пришел…
Скворцову, конечно, повезло, что у Сени в эту минуту не было стула под рукой. И уже вслед он крикнул:
— Сеня, и не хлопай дверью. Не надо. Мир тесен. От всего идут волны. — И захохотал, да так, что вбежала испуганная секретарша.
— Вам нехорошо, Юрий Николаевич?
— Все хорошо, — веселья как не бывало, — машину мне, быстро.
Коля с Васей в сопровождении Максима прибыли к ней домой. Сели пить чай. Максим ушел на кухню, чтоб не мешать.
— А что случилось, Вась? Откуда такие предосторожности? Чушь какая-то, честное слово.
Вася рассказала Коле про ночное происшествие в метро.
— Ну ты, конечно, идиотка полная. Но все равно — бред. Наркоши это были. Понятно же. Почему Юра решил, что это какой-то на него наезд?
— Ему, Коль, видней. Я в голову не беру в последнее время.
— Тоже правильно.
— И потом, знаешь, я начала во всю эту ерунду верить, когда он мне по буквам разложил, кто как себя вести станет. И все точно сбывается. Как с твоими картами, когда ты все про нас рассказал. Как же после этого не верить? Ну, бог с верой моей. Главное, он своих — жену и дочку — в Каталанию отвез. Все-таки не так волнительно стало.
— Тебе-то вообще чистое здоровье. Он ведь только с тобой теперь живет. Не с кем соревноваться. Любая такому раскладу позавидует.
— А ты, Виноградов, злой. Я с его женой не соревнуюсь. И живет он с ней так же, как и жил. Она славная. Мы заключили дружеское соглашение.
— Иди ты? И его делите? Ты не так проста.
— Это ты все не совсем так понимаешь. — Она замялась. — И не наговаривай на меня. Не обидишь. Юра их очень любит.
— Я восхищаюсь. Не тобой. Я им восхищаюсь. Кто бы мне раньше рассказал про такую смелость, что такое бывает, не поверил бы. Я б смеялся, честное слово. — Он потупился. — А теперь только об этом и думаю. Ты знаешь, Вась, а ведь у меня тоже дочка есть…
Вася обалдела. Она не ожидала от Виноградова ни такой откровенности, ни такой оглушительной новости.
— Что вылупилась? А ты думала, я импотент? — Пожалуй, это представить Васе было бы проще. — Не веришь? — Он кивнул. — И правильно. Я так специально свою жизнь построил, чтоб никто про нее, мою жизнь, даже не догадывался.
Вася все не могла вымолвить ни слова. Молча встала, достала из бара бутылку, показала Виноградову, тот кивнул, одобрив ее выбор, поставила стаканы и налила. После глотка у нее восстановился голос.
— Как же тебе это удалось, все так скрыть? Где ты их прячешь? Не понимаю… — Вася все не могла опомниться. — И главное — зачем? Ведь все равно когда-нибудь откроется? Вот как сейчас.
— Они живут в Грузии. — Вася вдруг сообразила, откуда у Коли столько грузинских друзей. С двумя она ведь даже познакомилась, когда пьянствовали после Нового года в каком-то подвале. И почему это раньше, даже во время той знаменитой пьянки, не приходило в голову, что Виноградов не просто так постоянно болтается в Грузии? Это ведь не было никаким секретом. Все думали, что он просто мотается туда зарабатывать. — Дочку мою зовут Нино. Это чтоб легче было ее адаптировать в России, если понадобится, конечно. А ее маму — Тамрико. Она журналистка.
— Понятно теперь, почему ты всех нас, журналистов, так не любишь. А почему говоришь — мама Нино?
— Потому что Тамрико — мама Нино, но не моя жена. Мы подписали контракт. Они не будут жить здесь, а я — там. Так всем удобнее получается.
— Конечно. Получается, что здесь ты еще и свободный мужчина? Даже жениться можешь. — Вася начала издеваться. — А там — примерный семьянин.
— Не совсем так.
— То есть еще и не семьянин?
— Теперь ты все не так понимаешь. — Коля пожалел, что завел эту беседу, но надо было ее как-то разводить. — Ну как это все объяснить. Я вовсе не собираюсь здесь жениться, и мне больше особенно никого не надо и, вероятно, я ее действительно люблю. И всю эту ерунду я себе устроил там, чтобы не устраивать здесь. Потому что все это…
— Мама дорогая… Такты боишься… — Она не стала добивать, развивая мысль, а вовремя подобрала нейтральные слова: —…просто обязательств. — Вася вдруг все поняла, и не в обязательствах здесь, конечно, было дело. И надо было спасать Виноградова, который совсем сник от осознания собственного ничтожества. — Не грусти. Это я, я боюсь обязательств. Юра мне об этом говорил. И он прав. И я такая же извращенка, как ты. — Ей как-то и за себя стало легче, когда она наконец все это озвучила. — И еще у меня масса других недостатков такого же свойства. Посмотри, как живу я. Полегчает. Может, поэтому мы как-то… сидим сейчас вместе. — Коля посмотрел на Васю с надеждой.
— Тебе раз в жизни повезло, — сказал он, — причем в очень неожиданном месте. Возможно, ты еще исправишься. А вот я?
Они услышали, как открылась дверь. Пришел Скворцов.
— И снова — здравствуйте. Ну, вам хорошо? О чем беседа?
— Коля рассказывает, что репетирует. Очень интересный спектакль получается. Приглашает на премьеру.
— Действительно, замечательная пьеса. Приходите, Юр.
— Если Вася позовет. И время будет. — Он был не то чтобы не в настроении, но явно уставший. Совсем не тот человек, что пару часов назад в «Национале». — Вась, мы завтра-послезавтра уезжаем. Не возражать. Твой творческий отпуск уже оформлен.
— Вот так, Коля, всегда. А куда, если не секрет, и надолго ли?
— Пока не знаю. Но светиться тебе здесь совершенно необязательно.
— А тебе? Ладно, как скажешь. Я понимаю. Юр, а сошли меня в Михаиловское к Пушкину. Меня там не найдут.
— Может, и сошлю. После разберемся, у нас гости. Подогрей, Вась, чай. Устал я что-то.
— Юр, скажи, не могу никак тебя понять, — начал Виноградов, когда Вася вышла на кухню. — Зачем ты эпатируешь это общество? Тебе это надо?
— Я всегда так делаю.
— Я понял. Не боишься?
— А мне с некоторых пор мало что страшно.
— С каких пор?
— Коля, видишь ли, только за неординарные действия получишь поощрение. Это так всегда и везде. Да ты и сам все знаешь.
«Только вот где эта неординарная грань?» — мелькнуло у Виноградова. Вошла Вася с чайником.
— Юрочка, а знаешь, Коля гадать умеет на картах. Нам с Ольгой в прошлый раз всю правду рассказал.
— Не всю. — Виноградов осекся. — В смысле всей правды я и сам не знаю.
— А посмотри, Коль, что будет?
— Как захотим, так и будет. И потом я же карты тогда с собой увез. Чтоб больше соблазна не было. И вообще засиделся. Буду прощаться. — Он встал.
— Максим, отвези Николая, пожалуйста, и поезжай домой. Не возражать. Сегодня уже все случилось. Ждем завтра. Отдыхай.
Вася закрыла дверь.
— А что случилось-то?
— Да сам не знаю что.
— Тогда отвечай, будешь сегодня еще соблазняться?
— И не надейся. Ладно-ладно, не обижайся. Не до того сейчас, Васечка, правда. — Он погладил ее по щеке. — Но спасибо за внимание и заботу. Иди. Поздно уже. А я пока подумаю, куда поедем.
— Мы как будто бежим, Юр?
Скоро поехали. Куда, Вася так и не поняла. Куда-то. При всей ее любви к дорогам и неожиданной радости, связанной со свободой от трудовой деятельности, которую так вдруг организовал ей ее любовник, она почему-то, пожалуй впервые, не рвалась в путешествие. Но решила не сильно волноваться. Рядом был Юрий Николаевич, и впутывалась она все-таки в историю с ним, а значит, и отвечать ему за нее, а ей за него. «Жена декабриста, блин». Скворцов же решил, что прокат по глухой провинции принесет хоть временный покой. Он тешил себя надеждой, что во время его физического отсутствия все как-то рассосется. Надо только переждать, пока выйдет пар из всех перегревшихся котлов. Но все связи и ниточки Скворцов по-прежнему держал в своих руках, и дергал за них только он. А кто б еще отважился? Юрий Николаевич постоянно сидел при компьютере и нескольких телефонах, порой раскаляющихся от количества желающих дергаться.