Что меньшее, из чего заслуживает Кейт. Потому что она сделала то, что каждый — включая членов моей семейки — думали сделать невозможно. Она меня приручила. Огромный приз — недостижимый — многомиллионный джекпот.
Это надо отпраздновать. Грандиозно.
Плюс, день свадьбы у женщин должен быть особенным — незабываемым. Он у них бывает только раз. В случае Кейт — это абсолютная правда, потому что вскоре после того, как родился Джеймс, мы сидели и обсуждали то, что будет делать один из нас, если другой сыграет в ящик раньше времени. Слышали про того парня, который сказал «Это лучшее, самое лучшее, что я когда-либо делал» в «Повести о двух городах»? Тот самый, который пожертвовал собой, чтобы женщина, которую он любил, могла жить дальше с другим мужчиной?
Хренов слизняк. Он заслужил того, чтобы его повесили. Я не он.
Конечно, я хочу, чтобы Кейт была счастлива — но я хочу, чтобы она была счастлива со мной. Или вообще ни с кем. Поэтому если я умру раньше нее? Ей просто придется доживать самой по себе.
Холостой.
Вне брака.
Потому что если она подцепит другого мужика? А у моего сына будет какой-то лузер в качестве отца?
Я буду являться к ней. Постоянно. Как в «Проклятии».
Думаете, это ужасно, не так ли? Эгоистично, чересчур самолюбиво?
И почему вас это удивляет?
Ладно, вернемся к свадьбе. Как только я взял на себя бразды правления, дело стало набирать обороты — никакой бесполезной траты, никаких упущенных деталей. У меня и Александры получается хорошо работать вместе. Ее гиперактивное планирование и организаторские способности помножились на мое детальное контролирование и решительный настрой организовать идеальный день. У нас также был помощник из Лорен Лафорет, самый известный в городе организатор свадеб, чтобы быть уверенными, что все наши большие планы воплотятся в реальность.
Пусть Принц Уильям и Кейт поцелуют меня в задницу. Любители-непрофессионалы. Свадьба века у нас в кармане.
На обеденном столе стоит модель торжественного зала отеля Четыре Сезона, с дюжиной миниатюрных столиков и сотней стульчиков с именными табличками.
Я поражен.
— Великолепно.
Она заправляет прядь своих светлых волос за ухо, любуясь своей работой:
— Я знаю.
Я замечаю, что один столик выглядит как-то не так. Только хотел прокомментировать, но суматоха в гостиной говорит о том, что кто-то приехал. Я иду, чтобы посмотреть, кто там.
— Гаав, гаааав!
Это Бранжелина2. Также известные как Мэтью и Долорес. Хотите знать, почему такое прозвище? Увидите.
— Отстань от меня, чудовище!
У Мишки вечно стоит на Долорес. В прямом смысле этого слова. Он пытается изнасиловать ее каждый раз, как только видит. Может, он просто извращенец. А, может, просто знает, какая у нее вонючая задница. Может, он инстинктивно чувствует, что она фрик и будет не против зоофилии — я не знаю. Какая бы ни была причина.
Это самая смешная хреновина на свете.
— Мэтью, помоги! Он меня лижет! Пускает на меня слюни!
— Мишка, сидеть!
Появляется Стивен и утаскивает из комнаты возбужденного пса. Ди-Ди поправляет свою одежду — зеленый шелковый комбинезон, с королевско-голубой накидкой в виде пончо, и серебряные шпильки. Это все напоминает мне павлина.
Мэтью тихонько пихает меня в плечо.
— Привет, друг.
— Привет.
Потом в комнату входит Маккензи. Она стала выше по сравнению с прошлым разом, когда я ее видел. У нее длинные светлые волосы, слегка вьющиеся. Она одета в голубые джинсы, кеды и розовый свитер с надписью Yankees. Через месяц ей девять. Еще чуть-чуть и подросток.
Маккензи — это эталон. И это полностью моя заслуга.
Она вежлива, умна, женственна — но не так, как многие девочки любят повизжать при виде паука. Она смотрит по телевизору спорт, не для того, чтобы завоевать внимание какого-нибудь придурка, а потому что знает, что такое дополнительные два очка и технический фол в футболе. Она красит ногти и играет на гитаре. Она уверена в себе. Но добрая. Но самое лучшее это то, что она не будет терпеть оскорблений. Да — вся в меня.
Даже теперь, когда у меня есть свой собственный сын, она была первенцем. Единственной девочкой. Часть моего сердца всегда, всегда будет принадлежать ей.
— Привет, малышка.
Она подпрыгивает и бросается ко мне в объятия. Я кружу ее в воздухе.
— Привет, Дядя Дрю! Не знала, что ты здесь.
— Только что приехал. Мне нравится твоя кофта.
Потом, из холла, слышу голоса Стивена и Александры. Не очень доброжелательные.
— Я же сказала, отправить его в вольер!
— Я собирался, но…
— Собираться — не значит сделать! Надо было сделать это самой, как и все остальное.
— Ты могла бы не включать свой комплекс мученика, пожалуйста?
И так у них последнее время. Все напряженно, натянуто. Мы это все заметили. Такое случается, когда живешь с кем-то достаточно долго, то это начинает действовать вам нервы. И придирки моей сестры совсем не облегчают ситуацию. Но Стивен всегда знал, что она такая, и все равно боготворил ее.
До сих пор боготворит.
Сейчас меня беспокоит его тон. Он кажется уставшим. Вымотанным. Сытым по горло.
Маккензи смотрит в пол.
Беру ее за подбородок и поднимаю личико вверх.
— Как тут дела?
Она вздыхает.
— Напряженно.
Я смотрю в сторону холла.
— Да, это чувствуется.
— Так вот с родителями, — пожимает она плечами. — Не можешь с ними жить, но эмансипация — сложный и дорогостоящий процесс.
Я усмехаюсь.
— Ты ведь знаешь, что мои двери для тебя всегда открыты, так? У меня есть свободная комната, на дверях которой табличка с твоим именем.
Она смотрит на Томаса.
— Тогда Томас останется охранять территорию. А он всего лишь маленький ребенок.
— А ты кто?
На меня уставились голубые глаза — мудрые не по годам.
— Я — старшая сестра.
Я наклоняюсь и целую ее в лоб. А потом шепчу:
— Эти выходные пойдут им на пользу, я обещаю. Как мини-отпуск. И я поговорю с ними — промою им мозги.
Она слегка улыбается, будто одобряет мою попытку, но не совсем верит в то, что все наладится.
— Хорошо, дядя Дрю.
Подходит Мэтью, не замечающий ничего вокруг, кроме Маккензи.
— Вот, моя девочка!
Она смотрит на него, и с ее лица сползает улыбка. Она задирает свой носик и складывает руки на груди. Чувствуете, как здесь похолодало? Это пренебрежение, исходящее от моей племянницы.
— Мистер Фишер, как приятно снова Вас видеть. Выглядите хорошо.
Мэтью рычит и падает на колени. Не смотря на его рост свыше шести футов, и то, что он сложен, как боксер, выглядит он почти маленьким, когда сталкивается с недовольством моей племянницы.
— Маккензи, ты меня просто убиваешь.
— Уверена, ты даже не знаешь, о чем говоришь.
Он расстроено проводит рукой по своим светло-коричневым волосам.
— Ну, ты же простишь меня?
— Простить Вас? За что? За то, что лишили меня женского общества, пока я росла? За то, что бросили меня прозябать в болоте пенисов? За это я должна простить Вас, Мистер Фишер?
Иметь детей — это заразно, как мононуклеоз. Как только у друга или родственника появляется ребенок, все хотят себе такого же. За ужином в честь Дня Благодарения, через год после рождения Джеймса, Мэтью и Ди-Ди объявили, что ждут ребенка. Что они усыновляют ребенка.
Бранжелина? Теперь понимаете?
После того, как они объявили о своих намерениях, все были счастливы за них.
Ну… почти все.
— Что значит, вы усыновляете ребенка? — спрашивает Фрэнк Фишер, когда сидит за обеденным столом в загородном доме моих родителей на Дне Благодарения.
Все еще держа свою жену за руку, Мэтью поворачивается к своему отцу:
— Что ты имеешь в виду, что это значит? Мы усыновляем маленького мальчика! Документы поданы, и мы ждем окончательного решения, но агентство говорит, что это всего лишь формальность. Ди и я преодолели главные испытания. Ему почти два месяца — он здоровый и замечательный.