Дверь открылась.
— Добрый вечер, — скромно потупилась Нюша, подумав, однако, что Алиска с Елизаветой довольно точно описали ей Паршивцева.
— Вы — Анна Вяземцева?
— Да, — кивнула Нюша.
— Проходите, мы вас ждали…
«Ну, вот и сбылась мечта идиотки, — вздохнула про себя Нюша, появляясь на пороге гостиной, где собрались все представители «литературной банды». — Попала ты, Вяземцева, прямо в объятия мафии, и дети останутся сиротками! Надо было перед походом завещать их Алиске — по крайней мере, уж она-то сумеет вырастить их порядочными людьми!»
— Знакомьтесь, это наша новая… — Паршивцев замялся, — сотрудница. Человек, влюбленный в литературу. Думаю, мы сможем быть обоюдно полезны друг другу…
— Но вы же еще не читали мои произведения, — возразила Нюша, сохраняя образ «непорочной глупости».
В большой комнате собрались те, кого раньше Нюша только представляла, ориентируясь на рассказы подружек, а теперь имела счастье лицезреть воочию. В толстяке с ласковыми глазами она быстро опознала Мерзавцева. Рядом почитывал журнал молчаливый и внушительный Гориллов. Стоило только Нюше появиться в комнате, откуда-то из темноты явился высокий худой дядька с седыми волосами. Извиваясь по-змеиному, он склонился перед Нюшей в поклоне.
— Илларионов, Александр Викторович, — представился он, пожимая Нюшины пальчики с улыбкой, которую Нюша сразу охарактеризовала «раболепной и злой одновременно».
«Искариотов, наполненный желчью и ядом вечной зависти, — вспомнила Нюша меткую характеристику Алисы. — О, Алиска, как всегда, чересчур добра», — подумала Нюша.
Глаза Илларионова, скрытые тонкими стеклами очков, внимательно смотрели на Нюшу с проницательностью бывшего следователя НКВД, который и «на покое не знает покоя». И еще Нюше показалось, что Илларионов пробовал себя в литературе. Пробовал, пробовал, но ничего путного не вышло. И с тех пор Илларионов воспылал к писательской братии стойким чувством неприязни, если не сказать — ненависти. А эту ненависть, как горчицей, приправил ядовитой завистью, тщательно скрытой за чересчур ядовитой, язвительной учтивостью. «Такая учтивость, милостивый государь, граничит с хамством», — мысленно заявила ему Нюша и немного испугалась, что он поймал эту ее мысль.
— Это Наденька, — подвел ее Искариотов к высокой девице.
«Почему-то они оба похожи друг на друга, — пришло ей в голову. — Что-то общее…»
Наденька подняла маленькую головку и важно кивнула, словно показывая Нюше, что от нее тоже многое зависит.
Шестой была уже известная «писательница» Парамонова.
— Знаете, Анечка, — сказала она, поднимаясь навстречу Нюше, — у нас в связи с вашим приходом теперь счастливое число. Вы — седьмая. И мы очень рады вас приветствовать в нашем кругу!
Нюша покраснела — «сейчас я рассмеюсь!», — но Парамонова восприняла появившийся на щеках Нюши багрянец как великое смущение и ласково похлопала ее по руке.
— Ну, будет вам! Не смущайтесь! Все у вас получится, поверьте мне!
«Господи, как хорошо, что Ты создал некоторых людей такими самоуверенными!» — подумала Нюша.
— Я принесла вам…
— Подождите, подождите, милая, — остановила ее Парамонова. — Сначала нам надо с вами поговорить… А уж потом мы обратимся к вашим безусловно талантливым пробам пера. Дело в том, что нам нужна ваша помощь.
— Помощь? — переспросила Нюша. — Конечно, если я смогу…
— Вот и славно, — снова похлопала ее отечески по руке Парамонова и обернулась к Искариотову: — Сашенька, голубчик, объясните нашей гостье, в чем суть проблемы… Только постарайтесь покороче, ладно?
В автобусе было холодно, и Алиса сжалась в комок, пытаясь согреться.
«Хоть народу мало», — подумала она. В салоне и в самом деле кроме Алисы было только три человека.
Водитель слушал шансон. Кстати, подумалось Алисе, почему блатные песни называют шансоном? Шансоны-то должны быть исключительно французскими, поскольку у Алисы в голове при этом слове немедленно возникали ассоциации с Азнавуром, Жаком Брелем, но уж никак не с «Лесоповалом»!
— Да голова у тебя другая, — сказала она себе под нос. — Вот и сейчас ты готова думать о чем угодно, только не о деле!
Невидимый певец жалобно стенал о годах, проведенных на зоне без женского тепла.
По дурной филологической привычке Алиса отметила целый ряд неправильных склонений. «Ох, зануда же ты, Павлищева!» — подумала она и улыбнулась.
Сидящий перед ней мужчина, по виду которого любой немедленно определил бы «годы, проведенные без женского тепла», поймал Алисину улыбку и отнес ее на свой счет. Видно, он немного расслабился, и под действием «родной» музыки душа запросила романтики и любви.
Поднявшись, он подсел к Алисе и принялся изучать ее профиль. Делал он это долго, внимательно и выразительно.
Алиса даже начала нервничать — общение с этим явно уголовным типом в ее планы не входило. «И так радостей в жизни хватает», — усмехнулась она про себя.
Она попыталась отвлечься, но сосед явно не собирался сдаваться.
— Простите, мы не встречались? — доверительно спросил он, накрыв Алисину руку своей могучей дланью, на которой Алиса, к собственному ужасу, увидела наколку, сообщающую непросвещенной части человечества, что без женского тепла этот человек обходился ни много ни мало пятнадцать лет.
Алиса прикинула, за что дают такие сроки, и ей захотелось немедленно покинуть гостеприимный автобус. Конечно, она могла бы рассуждать иначе: какая разница — одним убийцей больше на ее голову, одним меньше, но почему-то эти доводы показались ей неубедительными.
— Нет, — выпалила она, поднимаясь. — Мы не встречались.
— Погоди-ка, — ласково сказал «уголовный сердцеед». — Не встречались — так встретились теперь! Куда же ты убегаешь?
Алиса попыталась отодвинуться, но не тут-то было!
Поняв, что миновать преграду в виде его колена ей вряд ли удастся без трагических последствий, Алиса тем не менее сделала еще одну попытку.
— Пропустите меня, — сказала она. — Мне пора выходить…
«В следующий раз без Лехи из дому не выйду», — пообещала она себе, стараясь не смотреть в лицо навязчивому ухажеру — от бессмысленного выражения его маленьких темных глаз ей становилось дурно.
— Нам пора выходить, — поправил он ее. — Теперь, девочка, тебе нечего бояться. Теперь я с тобой.
От этих угрожающих слов Алиса, как ни странно, очень разозлилась.
— Послушайте, — сказала она. — Мне кажется, вы ошиблись. Я не собираюсь с вами никуда идти. У меня есть свои дела, и мне, честное слово, сейчас не до вас!
Она снова попыталась сделать шаг, но автобус остановился, Алиса качнулась и оказалась неожиданно для себя в цепких объятиях настойчивого уголовника.
— Пустите меня! — прошипела Алиса, пытаясь освободиться от уз «невиданного счастья».
Он ничего не ответил, только сжал ее покрепче да ухмыльнулся прямо в лицо.
— Добрый вечер, Алиса Игоревна, — услышала Алиса знакомый голос, подняла глаза — и остолбенела.
«Боже мой, — пронеслось в ее голове. — Что же он теперь обо мне подумает?»
— Здравствуйте, Андрей Михайлович, — проговорила она, потирая запястья, — теперь она была свободна: ее поклонник, испугавшись чего-то, выпустил ее из рук. Но никакой радости по поводу чудесного освобождения Алиса не испытывала. «Теперь он точно решит, что я бандитка», — тоскливо подумала Алиса.
— Здрасте, Андрей Михалыч, — пробормотал уголовник, чьи матримониальные планы разбились таким банальным способом.
— Здравствуйте, Штырев, — сурово кивнул ушастый тюлень. — Опять к девушкам пристаете?
— Да я не знал, что это ваша знакомая.
— Давайте уж на всякий случай договоримся, что большинство девушек в этом городе — мои знакомые, — кивнул Андрей Михайлович и протянул Алисе руку.
— Спасибо, — благодарно выдохнула она, выбираясь со своего места.
— Не за что, — улыбнулся он. — У Штыря вечная проблема с женщинами… Сначала он их нежно любит, а потом сталкивается с непониманием и… иногда убивает, — пожал плечами следователь.