«Мы за проесть ничего не берем, — заявили, по уверению Н. И. Костомарова, москвичи, — но вороти нам те 55 000 рублей, что вор переслал тебе в Польшу».
Марина объяснила, что эти деньги потрачены на путешествие, но, если ее отпустят, она готова выслать из Польши столько, сколько будет приказано. Между тем москвичи отобрали у Мнишеков все, что можно было отобрать, и в насмешку выслали им назад пустые сундуки. Марину после этого отослали к отцу.
Часть польских гостей из Москвы отпустили, но знатных Шуйский оставил в заложниках, опасаясь, что Сигизмунд начнет мстить за резню, учиненную над поляками в Москве. Жили заложники в доме дьяка Власьева, которого за общение с Дмитрием сослали, а его имущество Шуйский отписал на себя.
По Москве стали распространяться слухи, что Дмитрий не убит, а вместо него подкинут чужой труп. Тело, выставленное на всеобщее обозрение, и в самом деле, настолько изуродовали, что понять кто это не было никакой возможности. Шуйский, опасаясь, что дело может окончиться бунтом и освобождением поляков, разослал их в разные города. Марина с отцом, братом, дядею и племянником оказалась в Ярославле. Здесь они прожили до июня 1608 года.
Россия между тем бурлила. Сначала под именем Дмитрия явился Болотников, и Шуйский едва одолел его, затем появился из литовских владений новый Дмитрий. Подозревают, что эту экспедицию организовала жена Мнишека, пытаясь освободить своих родственников. Впрочем, этот самозванец назывался не Дмитрием, а его дядей Нагим, а Дмитрий, дескать, «идет следом». Но в Путивле стали с нетерпением разыскивать Дмитрия, и выяснилось, что никакого Дмитрия никто не видел, а есть только его дядя. Один из соратников «дяди», преданный пытке, закричал, указывая на Нагого: «Вот Димитрий Иванович, он стоит перед вами и смотрит, как вы меня мучите. Он вам не объявил о себе сразу, потому что не знал, рады ли вы будете его приходу».
Новокрещеный Дмитрий принял грозный вид, и народ тут же упал ему в ноги, прося у государя прощения. Тут же к нему стали стекаться со всех окрестных земель воины, готовые восстанавливать царевича на троне. Вскоре войско собралось весьма серьезное, но в то, что перед ними настоящий Дмитрий, из верхушки никто не верил, каждый лишь преследовал некие свои цели. Прибывший с сильным отрядом князь Рожинский отстранил от управления соратника Дмитрия Меховецкого и начал так помыкать будущим царем, что тот два раза пытался убежать, но его возвращали. В третий раз он, прежде не пивший водки, решил упиться ею до смерти, но и это ему не удалось. И тогда названый царь решил предаться своему жребию.
Дела нового самозванца пошли успешно: вскоре были взяты Карачев, Брянск, Орел… Единственная проблема, с которой он столкнулся, была в том, что по всей России возникло множество царевичей Дмитриев, и этому, «настоящему», пришлось рассылать грамоты с приказом бить воров кнутом и задерживать до царского указа.
Вскоре войско Лжедмитрия разбило полки Шуйского и беспрепятственно подошло к Москве. Лагерь был заложен в селе Тушине, между Москвой-рекой и впадавшей в нее рекой Всходней. Сторонники Шуйского прозвали нового претендента Тушинским вором, под этим именем новый самозванец и остался в истории. Но сторонников у Шуйского становилось все меньше: уже и бояре старинных родов поехали присягать в Тушино, а российские города откладывались от законного царя один за одним.
Шуйский между тем заключил с Польшей мир на три года и одиннадцать месяцев, в условия которого входило отпустить всех задержанных поляков. Марину с семьей привезли в Москву, где она официально отказалась от титула царицы и затем отправилась в Польшу. Однако в Тушине узнали о визите в столицу жены самозванца и погнались за ней. Мнишеков нагнали уже неподалеку от границы, 16 августа. Внушительная охрана, конвоировавшая Мнишеков, тут же разбежалась, Марина испугалась не меньше, но тут как раз появился Ян Сапега, идущий во главе отряда из семи тысяч удальцов к Тушину. Он уговорил Марину отправиться с ним, уверяя ее, что муж ее спасся. Марину это известие очень обрадовало, и она последовала в Тушино и при этом веселилась и пела. Князю Мосальскому стало жалко ее, и, подъехав к карете, он сказал: «Вы, Марина Юрьевна, песенки распеваете, оно бы кстати было, если бы вы в Тушине нашли вашего мужа; на беду, там уже не тот Димитрий, а другой». Марина, которая, значит, все-таки любила Дмитрия, начала кричать и плакать. Мосальский, испугавшись мести князей, бежал с дороги к Шуйскому.