— Отлично, — отвечает он, и ледяной, вязкий страх разливается по моим венам, сковывая меня изнутри.
Он сжимает сильнее, так что воздух едва просачивается в мои легкие. Я открываю рот, пытаясь вдохнуть, и в панике хватаюсь за его руку, чтобы ослабить хватку.
— Пожалуйста, — выдыхаю я едва слышно.
Я буду защищаться. Убью его, если потребуется.
Я знаю, что это в конечном итоге приведет к моей собственной смерти, но я не позволю ему избивать меня.
Я вонзаю ногти в его руку и уже готовлюсь нанести удар коленом, когда внезапно Эрис ослабляет хватку, и воздух возвращается в мои легкие. Его пальцы скользят по моему болезненному горлу почти нежным жестом.
Он снова толкает меня к столбу кровати.
— Не смей играть со мной, — предупреждает он. — И не вздумай мне больше перечить.
Страх пульсирует в моих висках, в каждом вдохе, в каждом ударе сердца… Но вместе с ним я ощущаю яростный поток гнева.
Я поднимаю голову и смело встречаю его взгляд.
— Если еще раз тронешь меня, я уйду и больше никогда не вернусь в эти покои, — отвечаю я.
Эрис смотрит на меня секунду, две, три… Его взгляд темнеет, и темная жестокость окрашивает его лицо.
Я не успеваю даже заметить, как он двигается.
Он поднимает руку так быстро, что я не в силах остановить его. Даже если бы я использовала свои настоящие способности, а не Лиры, я не смогла бы его остановить. Таков он — быстр и беспощаден.
Это не пощечина. Я чувствую, как каждая его костяшка впивается в скулу. Боль острая, тянущая, пронизывающая — она только усиливается от внезапности и шока, когда я падаю на пол.
У меня нет времени встать. Резкий звон заполняет мои уши, и, вдруг, он снова хватает меня за шею, лишая возможности дышать. Он поднимает меня на ноги, разворачивает и с силой толкает к столбу.
Отвращение переплетается с болью и ужасом, когда я ощущаю, как его руки поднимают подол моего платья, касаясь, вторгаясь, исследуя без разрешения.
Я не думала об Амите в ту ночь у алтаря. Я не хотела осквернять ни одно из воспоминаний о ней в такие моменты, когда переживала что-то настолько ужасное.
Но сейчас я цепляюсь за каждую мысль о ней.
Я чувствую, как Эрис избавляется от моего белья. Слышу, как его ремень тихо позвякивает, когда он расстегивает его.
Я закрываю глаза и думаю о ней: о ее каштановых волосах, о ее карих глазах. Думаю о той улыбке, которую надеюсь снова увидеть однажды.
Может быть, может быть… в другой жизни. Это я сказала ей, когда мы прощались.
Вне Ордена, одних, нас ждал бы только костер.
Но огонь сейчас уже не кажется таким страшным; намного меньше, если бы после него я прожила бы хоть немного свободной. Сколько бы это длилось? Годы? Месяцы? Нас бы поймали за дни? Кто знает. Один единственный миг сейчас представляется мне, как мечта.
Возможно, думаю я, я была трусливой. Возможно, страх не дал мне увидеть, что даже одно мгновение стоило бы этого.
Но уже слишком поздно.
Глава 2
Амита мне улыбается.
У нее широкие губы, верхняя губа чуть тоньше нижней, а зубы — если она широко улыбается, как сейчас — слегка неровные, с крошечным промежутком между передними. Почти незаметным, но мне это нравится.
Она скользит рукой по моей щеке, и я понимаю, что она убирает волосы с моего лица. Мои волосы. Не Лиры, а настоящие. И тут я осознаю, что это сон.
Я цепляюсь за сон, за эту улыбку, за ощущение ее теплой ладони на моей коже. Амита смотрит на меня, словно я какое-то видение, что-то божественное, стоящее перед ней, и я узнаю этот взгляд, то выражение, которое однажды разожгло во мне что-то необъяснимое. Сон — это воспоминание; одно из лучших.
Амита только что показала мне, какая она на самом деле, и сказала, что хотела бы увидеть меня такой, какая я есть.
Я не дрогнула, когда нас травили в Ордене. Все Вороны, стремившиеся стать Лирой, подвергались испытаниям, мы сталкивались со смертью, но тогда я справилась с этим испытанием одна, без единой заминки. Я не дрогнула и тогда, когда меня держали взаперти и допрашивали днями, подозревая, что одна из нас напала на другую из-за соперничества.
Я встречалась с ужасами, и тем не менее, никогда не боялась так, как в тот момент, когда показала Амите, кто я на самом деле.
Затем она развеяла мой страх одной улыбкой.
И я просыпаюсь.
Свет приносит с собой давящее чувство в груди, словно что-то разрывается внутри. Я пытаюсь остаться во сне, продолжать пребывать в беспамятстве, в том царстве, где возможно всё: даже снова быть с Амитой.
Но свет настойчиво пробивается через занавески и ранит мои глаза, принося не умиротворение, а глубокий ужас. Сердце учащенно бьется, как только я открываю глаза, и самое худшее — что мне требуется несколько секунд, чтобы понять, почему.