Я быстро избавляюсь от записки и одеваюсь, чтобы скрыть следы побоев: длинные рукава и толстый слой грима, который, впрочем, не может замаскировать опухший и потемневший глаз.
У меня мало времени, чтобы подготовиться, собрать информацию о Тристане или узнать его слабости. У меня нет возможности задаться вопросом, что он сделал, чтобы заслужить смерть.
Я нахожу его и действую.
Мне нужно перехватить его во время обхода, сменив облик на безымянный: женщина, с которой я однажды столкнулась на Острове Воронов, — лицо, которого стражники не видели и не увидят больше никогда.
Во дворце царит суета с тех пор, как Эрис вернулся после подавления одного из мятежей. Поэтому я стараюсь действовать быстро, чтобы не привлечь к себе лишних взглядов. Я ищу Тристана и нахожу его на патруле с товарищем, с которым он, похоже, делит какую-то шутку, которую они обсуждают вполголоса. Говорю уверенно:
— Солдат Тристан, ваше присутствие немедленно требуется в королевских покоях.
Я тут же поворачиваюсь, как будто даже не допускаю, что он может возразить.
— В покоях? Подождите! Кто требует моего присутствия? И кто вы?
Я оборачиваюсь, не замедляя шага, и выдавливаю натянутую улыбку.
— Его высочество, наследный принц Эрис, — отвечаю с напряжением, как будто это, само собой разумеется. — Меня послали, чтобы привести вас к нему.
Тристан хмурится. Он не двигается, и это вынуждает меня остановиться на несколько шагов от солдат. Несколько мгновений я думаю, что он не попадется в ловушку и мне придется убить его напарника тоже.
«Это были бы побочные жертвы», — подсказывает мне холодный, острый голос, натренированный до изнеможения, чтобы напоминать мне, зачем я это делаю.
Нет ничего важнее миссии: ни человеческие жизни, ни твоя собственная. Раньше это постоянно повторяла моя наставница. Теперь время и угрызения совести сделали этот голос моим собственным.
Скрестив руки на уровне бедер, я касаюсь пальцами лезвия кинжала, спрятанного под рукавом, словно тороплюсь и жду момента. Но Тристан вздыхает, оборачивается к другому солдату и тихо говорит:
— Интересно, что ему нужно в такой час?
— Иди, — советует тот. — Не зли его.
Тристан направляется вперед, я ослабляю хватку на кинжале, ощущая легкое облегчение, и веду его к одной из пустующих комнат для отдыха. Когда останавливаюсь и толкаю дверь, он ждет снаружи.
— Разве вы не сказали, что меня ждут в королевских покоях?
Я одариваю его спокойной улыбкой.
— Проходите, пожалуйста.
Я держу для него дверь в темное помещение, и сердце начинает бешено колотиться, когда он подчиняется.
— Где он? — нетерпеливо спрашивает он.
— В проходах, — уверенно отвечаю, кивая. — Пожалуйста, возле книжного шкафа.
Тристан раздраженно выдыхает и направляется в сторону, на которую я указываю, не обращая внимания на темноту.
Он доходит к двери, замаскированной под часть стены, и смотрит на нее с явным недовольством.
— Откройте, прошу вас, — мягко говорю я. — У вас получится быстрее, чем у меня.
Солдат снова вздыхает, громко и с явной неохотой, и пытается открыть тяжелую дверь.
— Это просто абсурд, — ворчит он, напрягаясь. — Если меня вызвал сам король, не понимаю, почему я должен пользоваться потайными ходами.
— Важно, чтобы обсуждаемое дело оставалось в строгом секрете, — шепчу я, стараясь казаться спокойной.
Сердце уже колотится так, что руки дрожат, и мне приходится держать их скрещенными, чтобы не выдать напряжения и не сорваться раньше времени.
Я жду, терпеливо, бесконечно долгие мгновения, пока он входит в проход и пытается найти факел, чтобы зажечь.
— Здесь слишком темно, — говорит он, не останавливаясь. — Вы хорошо знаете эти галереи? Без света здесь…
Я перестаю его слушать. Выдергиваю кинжал из-под рукава, крепко сжимаю его, подхожу на два шага ближе, не обращая внимания на боль в собственных ребрах, когда одной рукой хватаю его за плечо, а другой — вонзаю кинжал ему в бок.
Тристан издает сдавленный звук, смесь боли и удивления; но он — тренированный солдат, и инстинкт заставляет его реагировать. Он оборачивается ко мне, хватаясь за рукоять меча и почти успевает обнажить его, но я погружаю кинжал прямо в его грудь, целясь в сердце.
Его рука слабеет на мече, глаза распахиваются от осознания: он видит лицо своей убийцы… хотя это и не совсем так.
Моя рука дрожит, когда я смотрю, как он падает на пол, словно безжизненная кукла, словно остов пустой статуи. Я почти жду, что он разобьется на тысячи кусков гипса и мрамора, рассыплется в белую пыль, и когда этого не происходит, горькое, извращенное чувство разрывает мне грудь.