Бармен ставит перед нами две рюмки. Мы поднимаем их одновременно и поворачиваем стулья так, чтобы оказаться лицом друг к другу.
Добрых десять секунд мы сидим молча и ждем, когда другой произнесет тост. Наконец Грэм говорит:
– Мне абсолютно не за что поднимать тост. Да сгинет сегодняшний день!
– Да сгинет.
Я полностью с ним согласна. Мы чокаемся и запрокидываем головы. У Грэма, похоже, пошло лучше, чем у меня. Он со стуком ставит рюмку на стойку, берет крекер и делает следующий ход.
Я тоже беру крекер, и тут в кармане куртки начинает жужжать телефон. Я достаю его и вижу на экране имя Итана.
Потом телефон достает Грэм и кладет его на стойку.
На экране высвечивается имя Саши. Смешно, ничего не скажешь.
Представляю, что они подумали, когда вышли и увидели, как мы вдвоем сидим на полу вместе и едим их китайскую еду.
Телефон лежит на стойке экраном вверх. Грэм кладет на него палец, но вместо того, чтобы ответить, толкает телефон. Я смотрю, как аппарат скользит по стойке и исчезает за ее краем. Слышу, как он с грохотом падает на пол по другую сторону стойки. Но Грэма, похоже, совершенно не беспокоит разбитый телефон.
– Ты сломал свой телефон.
Он закидывает в рот кренделек.
– Там нет ничего, кроме фотографий и сообщений от Саши. Завтра куплю новый.
Я кладу свой телефон на стойку и смотрю на него. На мгновение воцаряется тишина, но тут снова звонит Итан. Как только я вижу его имя на экране, у меня возникает желание сделать то же, что Грэм.
Так или иначе, мне тоже нужен новый телефон.
Звонки прекращаются, и от Итана тут же приходит эсэмэска. Я подталкиваю телефон. Мы оба смотрим, как он скользит по стойке и падает.
Мы возвращаемся к игре в крестики-нолики. Первую партию выигрываю я, вторую Грэм. Третья – ничья.
Грэм съедает еще один крендель.
Не знаю, то ли от выпивки, то ли я просто не в себе от всей этой неразберихи, но каждый раз, когда Грэм смотрит на меня, я чувствую, что его взгляд оставляет на коже мурашки. На груди и вообще везде. Не могу понять, из-за него я нервничаю или просто опьянела. В любом случае это лучше, чем опустошение, которое я чувствовала бы сейчас одна дома.
Я заменяю кусочек решетки, который только что съел Грэм, и говорю:
– Должна тебе кое в чем признаться.
– В чем бы ты ни призналась, это вряд ли превзойдет последние пару часов моей жизни. Давай колись.
Я опираюсь локтем о стойку, кладу голову на руку и искоса смотрю на него.
– Саша вышла из дома. После того как ты ушел.
Грэм по моему лицу видит, что мне стыдно. Его брови удивленно приподнимаются.
– Что ты натворила, Квинн?
– Она спросила, в какую сторону ты пошел. Я не сказала.
Я выпрямляюсь и поворачиваю стул так, чтобы сидеть к нему лицом.
– Но прежде чем сесть в машину, я обернулась и сказала: «Восемьсот долларов за игру в слова? Ты в своем уме, Саша?»
Грэм смотрит на меня. Пристально. Тут я задумываюсь, не перешла ли допустимую грань. Наверное, мне не следовало ничего говорить Саше, но уж очень я рассердилась. И ничуть об этом не жалею.
– Ну а она? Что она сказала?
Я качаю головой.
– Ничего. Разинула рот от удивления, но тут начался дождь, и она побежала обратно в дом Итана.
Грэм все пялится на меня. Ужасно. Лучше бы он рассмеялся или разозлился из-за того, что я влезла. Хоть что-нибудь.
Он молчит.
Наконец он опускает глаза и смотрит в пол между нами. Мы сидим лицом друг к другу, но наши ноги не соприкасаются. Рука Грэма, которую он держал на колене, немного подвигается вперед, пока его пальцы не касаются моей коленки чуть ниже края юбки.
Это одновременно и тонко, и очевидно. От его прикосновения у меня напрягается все тело. Не потому, что мне не нравится, просто не могу вспомнить, когда в последний раз ощущала такую же волну тепла от прикосновения Итана.
Грэм чертит пальцем круг на моей коленке. Потом снова смотрит на меня, но выражение его глаз меня не смущает. Хотя мне совершенно ясно, о чем он сейчас думает.
– Пойдем отсюда? – его голос звучит одновременно тихо и требовательно.
Я киваю.
Грэм встает, достает бумажник, кладет несколько купюр на стойку бара и надевает куртку. Потом наклоняется, переплетает свои пальцы с моими и ведет меня через зал за дверь, надеюсь, к чему-то, ради чего в этот день стоило проснуться.
4
Настоящее
Однажды Грэм спросил, почему я так долго принимаю душ. Не помню, какую тогда придумала отговорку. Кажется, сказала, что это меня успокаивает или что горячая вода полезна для кожи. На самом деле я подолгу бываю в ванной, потому что это единственное время, когда можно позволить себе горевать.