Пока я видела перед собой комфортабельную тюремную камеру, оснащенную по последнему слову импортной техники и меблированную в лучших «новорусских» традициях.
И от этого меня тошнило. Я закрыла глаза. «Ну, кавказская пленница, — спросила я себя, — что делать-то будем?»
Ждать, чего же еще? Ждать удобного момента, чтобы дать этой выдре в строгом костюме под дых и удрать. Не могу же я вести расследование отсюда! Я же не Ниро Вульф, черт бы их всех тут побрал…
Сама не помню, когда я заснула. Я просто начала проваливаться в черную яму. Как в трубу. Мимо меня пролетали бутылки с «Балтиморовским» кетчупом, и все они норовили упасть мне на голову.
Глава 3
Я проснулась от стука в дверь. «Господи, — подумала я, просыпаясь с головной болью, — почему они так ломятся ко мне? Дайте же мне поспать, черт бы вас побрал!»
Потом я услышала гулкие шаги, и кто-то громко произнес:
— Ирина Анатольевна, дайте ключ, пожалуйста…
Ответ я не слышала. Я открыла глаза и подскочила. И где же это я нахожусь? Незнакомая комната. Голова болит, и эта боль отдается в глазных яблоках.
События вчерашнего дня встали перед моим внутренним взором, и я застонала. Ну конечно… С ненавистью посмотрела на раскошную мебель и на эту идиотскую запертую дверь.
Кстати, она начала медленно открываться. Сначала появился поднос, на котором были разложены свежие экзотические фрукты, потом нарисовалась фигура невысокого парня. Он бросил на меня взгляд исподлобья, равнодушно скользнув по моей фигуре. Впрочем, в области декольте его взгляд задержался, и он фыркнул, подобно рассерженному коню.
— Завтрак, — холодно проронил парень.
— Спасибо, — вежливо ответила я.
Он продолжал хмуро разглядывать меня. И не спешил уходить.
— Я не могу есть, когда на меня смотрят, — сказала я, чувствуя, как поднимается в моей душе злоба. Кто дал ему право стоять и пялиться на меня этими белесыми глазками?
— Потерпишь, — бросил коротышка, скрестив руки на груди.
Ну ладно, мстительно улыбнулась я. Я тебе устрою… Ведь тебя наверняка так не кормят.
Сначала я взяла персик. О, какой он был чудесный! Бархатистая поверхность ласкала подушечки пальцев. Я вдохнула аромат и прижала персик к щеке. Украдкой бросила взгляд на охранника и поняла, что мои ухищрения не пропали даром. Он отвернулся и явно сглотнул слюну.
Интересно, когда он уйдет? Я аппетитно вгрызлась в мякоть персика. Ну же, родной! Тебе давно пора исчезнуть. В принципе я ничего не имею против твоего присутствия, но оно сейчас слишком напоминает мне присутствие тюремщика. А я пока не в камере. Или…
— Я нахожусь под арестом? — поинтересовалась я.
— Нет, — отрезал он. По его взгляду, брошенному на меня, можно было легко понять, что сей достойный гражданин искренне сожалеет о том, что я все еще не в тюрьме.
Интересно, почему он меня так ненавидит? Я даже попыталась припомнить, не приходилось ли нам раньше встречаться.
Даже самые мучительные раздумья ни к чему не привели. Ну не видела я его раньше. Значит, просто классовая ненависть…
Он смотрел на меня так, что я чувствовала себя виноватой во всем. В том, что он не вышел ростом и лицом. В том, что я ем на его глазах этот персик с волшебным ароматом. Даже в том, что моя проклятая известность заставила его по приказу Халивина похитить меня. Вот его, беднягу, похитят разве что чеченские террористы, и то лишь по недомыслию.
В коридоре зазвучали каблучки Ирины, и очень скоро она появилась на пороге собственной персоной.
Она продолжала потрясать меня своим немногословием. Я улыбнулась ей, помня о том, что вежливой надо быть со всеми, включая врагов, и поздоровалась. Ирина ответила на мой «поток приветствий» довольно сухим кивком головы и коротко сообщила, что меня желает видеть господин Халивин.
— Отчего же он господин? — удивилась я. — Я думала, у вас в обиходе другие слова. Товарищ или камрад. Камрад Халивин желает видеть госпожу Иванову. Так будет лучше, вам не кажется?
Мое замечание было пропущено мимо ушей, только презрительная ухмылка тронула ее губы, когда я необдуманно назвала себя госпожой. По ее мнению, я явно не подходила под это определение.
— И что же имеет мне сообщить камрад Халивин? — поинтересовалась я у этой могильной тишины. Разумеется, мне ответили лишь легким пожатием плеч.
— Подождите, — властно показала я жестом в сторону двери, — сначала госпожа Иванова закончит завтрак.
Моя наглость ее почти не возмутила. Она коротко кивнула и все так же, не произнося ни звука, удалилась.
Мне хотелось швырнуть ей вслед поднос, но проклятый охранник продолжал подпирать стену, сверля меня взглядом, исполненным ненависти. Оставалось изображать на лице смирение и покорность судьбе. Слава богу, история и сама реальная жизнь научили меня, что от этих людей можно ожидать любых неприятностей.
Так, Татьяна, ты начинаешь злиться. В этом нет ничего хорошего. Разве ты не знаешь, что злость порождает излишек адреналина, а адреналин не может быть помощником в поисках выхода из затруднительной ситуации. В том же, что я попала в весьма затруднительную ситуацию, я не сомневалась. Люди меня окружали странные, почти экзотические. И, что самое интересное, несмотря на то, что никому из них я еще не успела учинить какую-нибудь пакость, они меня заранее невзлюбили! И ведь это при том, что они надеялись воспользоваться моими услугами…
Я отодвинула поднос и уселась по-турецки, подперев подбородок рукой. Мрачно осматривая большой палец ноги, пыталась сосредоточиться на проблеме, используя технику китайских монахов, и отчаянно ругала себя за то, что не захватила с собой свои магические кости.
— Вот, — мрачно сказала я своей второй «половине», — между прочим, ты просто обязана просчитывать наперед все возможные неприятности…
— Ну, откуда же я могла знать-то? — простонала Вторая Таня.
— Конечно, — рассмеялась я злобно, — ты вообще никогда ничего не знаешь. Тебе, простите, кирпич на голову падает, а ты узнаешь об этом в последнюю очередь. Раззява ты, а не детектив!
— А где ты была сама? — возмутилось мое второе «эго». — Если ты такая умная, то могла бы захватить не только кости, но и револьвер…
«Если я начну ссориться сама с собой, это ни к чему хорошему не приведет», — решила я и миролюбиво сказала:
— Не обижайся. Обе мы идиотки, каких еще поискать. Кстати, с револьвером нам бы точно не поздоровилось.
— И все равно его бы отобрали…
В какой-то момент задушевной беседы с самой собой я поймала на себе пристальный взгляд округлившихся глаз Ирины. Надо же, оказывается, я так увлеклась беседой, что не заметила ее возвращения… Подавив смех, я сокрушенно вздохнула:
— Знаете, это у меня наследственное. Нервы. Весной никак не могу справиться с приступами. Обострение… Вы, кстати, когда-нибудь разговаривали с Ортега-и-Гассетом?
— С кем? — переспросила Ирина.
— С Ортега-и-Гассетом, — терпеливо повторила я.
— А кто это такие? — облизнув пересохшие губы, спросила Ирина.
Боже мой! Я закатила глаза. Какая непросвещенность!
— Мои товарищи по контрреволюционной деятельности, — прошептала я страшным голосом. — Ортега — шпион Антанты. А Гассет еще хуже.
Ирина поняла, что над ней издеваются, и опять замолчала. Лицо ее выражало при этом надежду, что она еще будет присутствовать на моей казни.
— Господин Халивин вас ждет, — пробурчала моя «помощница», исполненная праведного негодования и мучительного бессилия перед лицом моей беспредельной наглости.
— Не могу больше заставлять его мучиться, — отозвалась я, поднимаясь. — Мужчины всегда так переживают из-за собственного одиночества и отсутствия красивых женщин.