Выбрать главу

- Мои руки! - воскликнул он. ! Вы говорите о моих руках! И еще:

- Что вы так внимательно рассматривали, пока молчали?

Спустя час господин Маре удалился, все тем же неудобным путем, каким и пришел сюда.

ГЛАВА 22

Зимою 1684 года одна из ив треснула под гнетом ледяного покрова и обрушилась в воду вместе с береговою кромкой. Теперь в образовавшейся пустоте стал виден домик лесоруба за рекой на опушке. Господина де СентКоломб весьма опечалила гибель ивы, тем более, что она совпала с болезнью Мадлен. Он проводил много времени у постели старшей дочери. Он страдал; он искал и не находил слов утешения. Он гладил стаявшее лицо дочери своими старческими руками. Однажды вечером, во время одного из таких визитов, она попросила отца сыграть "Мечтательницу", некогда сочиненную для нее господином Мареном, который любил ее в те времена. Но он отказался и в гневе покинул комнату. Однако, несколько времени спустя, господин де Сент-Коломб отправился в Ситэ, в мастерскую господина Парду, и попросил Туанетту предуведомить господина Маре. В течение десяти месяцев господин де СентКоломб не только хранил упорное молчание, но и не брал в руки виолу; подобное отвращение впервые посетило его. Гиньотта давно умерла. Он так ни разу и не притронулся к ней, не коснулся ее распущенных по спине волос, хотя его снедало желание. Некому было теперь подавать ему глиняную трубку и кувшинчик с вином. Он отослал слуг в их каморки спать или играть в карты. Он предпочитал сидеть в одиночестве - либо дома, за столом с канделябром, либо в своей хижине, со свечою в шандале. Он не читал, Не открывал свою нотную тетрадь в красной марокеновой обложке. Он принимал учеников, не удостаивая их ни единым взглядом, не шевелясь, и, в конце концов, пришлось сказать им, чтобы они больше не приходили играть перед ним.

И все это время господин Маре являлся по ночам к хижине и, приникнув ухом к дощатой стенке, слушал молчание.

ГЛАВА 23

Однажды днем Туанетта и Люк Парду приехали в Версаль, дабы поговорить с господином Маре, игравшим там в это время: Мадлен де Сент-Коломб заболела оспой и лежала в сильном жару. Опасались, как бы она не умерла. Один из гвардейцев сообщил господину Первому музыканту, что его ждет на улице какаято Туанетта. Марен Маре вышел к ней весьма недовольный, весь в кружевах, в туфлях на высоких каблуках с красно-золотыми бантами. Вид у него был крайне озадаченный. Все еще держа в руке записку, он первым делом объявил, что никуда не поедет. Потом осведомился о возрасте Мадлен. Она родилась в тот год, когда умер король(17). Следовательно, нынче ей было тридцать девять лет; Туанетта сказала Марену, что ее старшей сестре непереносима мысль встретить свое сорокалетие старой девой. Однако муж Туанетты, господин Пардумладший, считал, что Мадлен попросту свихнулась. Сперва она принялась есть хлеб из отрубей, затем наотрез отказалась от мяса. Теперь женщина, сменившая Гиньотту, кормила ее с ложки. Господин де Сент-Коломб вбил себе в голову, что нужно давать больной персиковый сироп, дабы спасти ее от смерти. Эту причуду он унаследовал от жены. Когда Туанетта произнесла имя господина де Сент-Коломб, Марен Маре прикрыл рукою глаза. Но Мадлен не могла проглотить ни капли, ее рвало. Господа из Пор-Руайяль уверяли, будто оспа приводит людей к святости и затворнической жизни в монастыре, однако Мадлен де СентКоломб объявила, что истинная святость - это служение ее отцу, а наилучший монастырь - его хижина на берегу Бьевры, и выше этого ей уже ничего не удостоиться. Что же до обезображенного лица, то, по ее словам, хуже, чем было, все равно некуда: она, мол, и без того усохла, как щепка, и страшна, как смертный грех; недаром же любовник бросил ее, ибо ее груди, когда она исхудала от тоски, сделались не больше ореха. Она не желала исповедаться, e.bo здесь вряд ли сказывалось влияние господина де Бюра или господина Лансело. Но она все еще была набожной. Многие годы она ходила молиться в часовню. Она поднималась на кафедру, глядела оттуда на хоры, на ступени алтаря, садилась за орган. Она говорила, что посвящает эту музыку Богу.

Господин Маре осведомился о самочувствии господина де Сент-Коломб. Туанетта едко ответила, что отец здоров, но что он отказывается играть пьесу под названием "Мечтательница". Еще шесть месяцев назад Мадлен полола траву и зажала цветы в саду. Теперь у нее даже не хватает сил дойти до часовни. А в те дни, когда она могла держаться на ногах, она непременно желала сама прислуживать отцу во время обеда и, то ли из духа смирения, то ли из отвращения к самой мысли о еде, стояла, подобно служанке, у него за спиною. Господин Парду уверял, что Мадлен рассказывала его жене, как она по ночам жжет себе руки корячим свечным воском. Она даже показывала ей ожоги на плечах. Она перестала спать, - впрочем, этом она походила на отца. И ее отец смотрел ночами, как она бродит в лунном свете вокруг курятника или молится на коленях прямо в траве.

ГЛАВА 24

Туанетте все же удалось переубедить Марена Маре. Она привезла его в дом господина де Сент-Коломб, предупредив отца, так чтобы им не пришлось встретиться. В комнате, куда он вошел, стоял затхлый дух нечистого белья.

- Какие на вас великолепные банты, сударь! Но вы очень растолстели, сказала Мадлен де Сент-Коломб.

Он ничего не ответил; придвинув к ее постели табурет, он сел на него, но тот оказался слишком низок. Тогда он встал и в сильном замешательстве неловко оперся на спинку кровати. Мадлен сочла, что его голубые атласные штаны слишком тесны: при каждом движении они туго обтягивали зад, подчеркивали жирные складки живота и выпуклость члена. Она сказала:

- Благодарю вас за то, что приехали из Версаля. Мне бы хотелось послушать, как вы играете ту пьесу, что некогда сочинили для меня, а потом опубликовали.

Он предположил, что речь, вероятно, идет о "Мечтательнице". Она посмотрела прямо ему в глаза и ответила:

- Да. И вы знаете, почему.

Он смолк и понурил голову. Потом внезапно обратился к Туанетте, прося ее сходить за виолою Мадлен.

- У вас так запали глаза и щеки! И руки ваши так исхудали! - испуганно промолвил он, когда Туанетта вышла из комнаты.

- Весьма деликатно с вашей стороны - заметить это.

- И голос стал ниже, чем прежде.