Правда, что госпожа де Пон-Карре преотлично играла на лютне и теорбе(6) и что она не всецело посвятила сей дар Господу нашему. Время от времени, соскучась терпеть без музыки, она присылала к Сент-Коломбу свой экипаж, который доставлял его к ней в дом, и там аккомпанировала ему на теорбе до тех пор, пока ноты не начинали расплываться перед глазами. Еще у ней была виола темного дерева, изготовленная еще в Царствование короля Франциска I. Сент-Коломб относился к этому инструменту столь же благоговейно, как если бы речь шла о египетском божестве.
Он был подвержен приступам беспричинного гнева, которые ужасали его детей, ибо во время таких припадков он разбивал в щепы мебель, вскрикивая: "А-а-ах! А-а-ах!", словнозадыхался. К дочерям он относился весьма требовательно, опасаясь, что без женской руки не сможет воспитать их, как должно. Он был строг и часто наказывал их. Поскольку он не умел бранить или поднимать руку на детей, или прибегать к розгам, он попросту запирал их в чулан или погреб, а потом забывал об этом. Гиньотта сама выпускала девочек из заточения.
Мадлен никогда не жаловалась. Если отец гневался, она уподоблялась кораблю, что в бурю мгновенно переворачивается и идет ко дну: она откажывалась от еды, замыкаясь в упорном молчании. Туанетта же восставала, поднимала крик, препиралась с отцом.
С возрастом она все больше походила характером на госпожу де СентКоломб. А ее сестра, сникшая от страха, пораженная немотою, не в состоянии была проглотить хотя бы ложку супа. Впрочем, девочки мало видели отца. Большую часть времени они проводили в обществе Гиньотты, господина Падру и господина де Бюр. Иногда они ходили в часовню стирать пыль со статуй, снимать паутину и расставлять цветы. Гиньотта, родившаяся в Лангедоке, носила, по тамошнему обычаю, волосы распущенными по спине; она смастерила для девочек длинные удилища из наломанных ветвей. И с наступлением погожих дней все трое, привязав к лесам папильотки, чтобы легче было следить за клевом, подбирали юбки, разувались и заходили босиком в илистую воду Бьевры. Они выуживали мелкую рыбешку, которую по вечерам жарили на сковородке, обваляв в пшеничной муке и сбрызнув уксусом, сделанным из вина с виноградников господина де Сент-Коломб; само по себе вино это было прескверное. А тем временем их отец-музыкант долгие часы проводил за игрою на виоле, сидя на табурете, обитом старинным, стертым до самой основы, зеленым генуэзским бархатом, в уединении своей хижины. Господин де СентКоломб величал ее "vorde". "Vordes" - ныне почти забытое слово, означавшее влажную кромку берега реки, осененного плакучими ивами. Сидя там, в развилке шелковицы, лицом к ивам, с высоко поднятой головой, крепко сжатыми губами и рукою, летающей над резною декой, он совершенствовал свое мастерство бесконечными упражнениями и, случалось, под его смычком рождались новые мелодии, иногда подобные печальным стонам. Если они повторялись, настойчиво звуча у него в голове и смущая его одинокий сон, он раскрывал нотную тетрадь в красной обложке и торопливо записывал их туда, чтобы больше о них не $c, bl.
ГЛАВА 3
Когда его старшая дочь достигла возраста, необходимого для игры на виоле, отец показал ей позиции, аккорды, арпеджио и орнаментику(7). Младшая сестра разгневалась донельзя; она устраивала бурные сцены, негодуя на то, что ее не удостоили чести, какую отец оказал Мадлен. Ни лишение пищи, ни заключение в погребе не смогли утихомирить Туанетту, кипевшую неистовым возбущением.
Однажды господин де Сент-Коломб, встав рано утром, еще затемно, прошел вдоль Бьевры до Сены, а там до моста Дофины и целый день просидел у своего музыкального мастера, господина Парду, совещаясь с ним. Он рисовал вместе с ним. Он делал вместе с ним расчеты. Вернулся он домой уже в сумерках. На Пасху, кожда в часовне зазвонил колокол, Туанетта нашла в саду странный, похожий на колокол, предмет, окутанный, словно призрак, серым саржевым покрывалом. Развернув ткань, она обнаружила виолу половинного размера. То была виола, выполненная с величайшей точностью, достойной всяческого восхищения и во всем подобная инструментам ее отца и сестры, разве что вдвое меньше, точь-в-точь ослик рядом со взрослым конем. Туанетта себя не помнила от радости.
Она побледнела как полотно, и долго, сладко плакала, уткнувшись в отцовские колени. Нрав господина де Сент-Коломба и нерасположение к разговорам делали его крайне сдержанным; лицо его неизменно оставалось суровым и бесстрастным, какие бы чувства ни волновали его душу. И лишь в его сочинениях открывалась вся бесконечная, изысканная сложность внутреннего мира, скрытого за этим застывшим ликом и редкими, скупыми жестами. Он спокойно прихлебывал вино, гладя волосы дочери, приникшей головкой к его камзолу и содрогавшейся от счастливых рыданий.
Очень скоро концерты для трех виол семейства Сент-Коломб завоевали всеобщую известность. Юные дворяне и буржуа, которых господин де Сент-Коломб обучал игре на виоле, добивались чести присутствовать на них. Музыканты члены гильдии или же просто почитавшие господина де Сент-Коломб, также посещали эти собрания. Позднее Сент-Коломб начал устраивать каждые две недели регулярные концерты, начинавшиеся после вечерни и длившиеся четыре часа. И всякий раз он старался готовить для слушателей новую программу. Вместе с тем, отец и дочери увлекались импровизациями, весьма искусно исполняя их втроем на любую тему, предложенную кем-нибудь их публики.
ГЛАВА 4
Господин Кенье и господин Шамбоньер усердно посещали эти музыкальные собрания. Да и прочие знатные господа увлеклись сей модной забавою; в иные дни по грязной дороге, ведущей в усадьбу, проезжало до пятнадцати пышных экипажей и множество всадников, оттесняя на обочину пешеходов и повозки торговцев, направлявшихся Жуи или в Трапп. Король Людовик XIV, которому со вчех сторон нахваливали этого музыканта с его дочерьми, также пожелал услышать их игру. Он послал к Сент-Коломбу господина Кенье, своего придворного виолониста. Туанетта самолично выбежала из дома, чтобы отворить господину Кенье ворота и провести его в сад. Господин де Сент-Коломб, бледный от ярости, что его потревожили в его уединении, спустился по четырем ступенькам со своей шелковицы и молча поклонился гостю.
Раскланявшись в свой черед, господин Кенье надел шляпу и объявил:
- Сударь, вы обитаете в тишине и запустении деревни. Ах, сколь завидна, сколь приятна жизнь в сей дикой глуши, средь зеленых лесов, укрывших в своей чаще ваши мирные пенаты! Однако, придется вам, сударь, расстаться с ними!
Господин де Сент-Коломб не разжал губ. Он пристально смотрел на говорившего.
- Сударь, - продолжал господин Кенье, - поскольку вы славитесь как /`('- --k) мастер в искусстве игры на виоле, я получил приказ просить вас выступить при Дворе. Его Величество изъявил желание послушать вас и, если он останется доволен, вы будете приняты в число придворных музыкантов. В этом случае я удостоюсь чести состоять при короле вместе с вами.