Бабушка вздыхала и смотрела на девушек с сочувствием.
Барышни Смайт-Смит были известны всему Лондону. Каждое их выступление непонятно почему было хуже предыдущего. Когда все решали, что хуже исполнять Моцарта уже нельзя, на сцене появлялась новая четверка кузин Смайт-Смит и доказывала, что можно.
Они были приятными девушками – так во всяком случае ему говорили, – и его бабушка в одном из редких приступов необъяснимой доброты настояла на том, что кто-то обязательно должен сидеть в первом ряду и аплодировать, потому что, как она выразилась, «троим из них медведь на ухо наступил, но всегда есть одна, которая может сгореть со стыда».
Бабушка Данбери, которая не стеснялась сказать какому-нибудь герцогу, что у него мозги, как у комара, считала жизненно необходимым аплодировать той барышне Смайт-Смит, чье ухо не было сделано из жести.
Они аплодировали стоя, хотя Гарет подозревал, что бабушке просто потребовался повод, чтобы вернуть свою трость, что Гиацинта Бриджертон и сделала с совершенным почтением.
– Предательница, – шепнул Гарет.
– Так ведь это ваши ступни пострадают, – невозмутимо ответила Гиацинта.
Он невольно улыбнулся. Гарет еще никогда не встречал такой девушки. Она была забавна, излишне раздражительна, но ее умом нельзя было не восхищаться.
В высшем свете Лондона Гиацинта Бриджертон пользовалась необычной репутацией. Она была младшей среди отпрысков Бриджертонов, славившихся тем, что называли своих детей именами, следуя алфавиту. И она, по крайней мере теоретически и для тех, кому это было интересно, была неплохой партией. Она никогда не была замешана, даже косвенно, ни в каких скандалах, а ее семья и связи были выше всяких похвал. Гиацинта была хорошенькой: густые каштановые волосы и пронзительные, умные голубые глаза. А самое главное, подумал Гарет не без цинизма, поговаривали, что ее старший брат, лорд Бриджертон, в прошлом году увеличил ее приданое после того, как во время третьего сезона она не получила ни одного приемлемого предложения выйти замуж.
Но когда Гарет начал наводить о ней справки – не потому, конечно, что его это интересовало, ему просто захотелось узнать побольше об этой девушке, которая проводила так много времени с его бабушкой, – его друзей просто передергивало.
– Гиацинта Бриджертон? – удивился один. – Неужели ты хочешь на ней жениться? С ума сошел!
Ее не то что не любили – в ней было своеобразное очарование, которое многим нравилось. Но по общему мнению, ее можно было терпеть лишь в малых дозах.
– Мужчины не любят женщин, которые умнее их, – резюмировал один из его друзей, – а Гиацинта Бриджертон не из тех, кто притворяется глупой.
По мнению Гарета, она очень напоминала его бабушку в молодости. В мире не было никого, кого он обожал бы больше, чем бабушку Данбери, а других объектов для поклонения ему не требовалось.
– Ты не рад, что пришел? – спросила его графиня, и ее громкий голос был слышен даже в шуме аплодисментов.
Никто так громко не хлопал, как аудитория на концертах у Смайт-Смитов. Все радовались, что мучениям пришел конец.
– Никогда больше не пойду, – твердо заявил Гарет.
– Разумеется, – снисходительно ответила леди Данбери, прекрасно зная, что и на будущий год будет так, как скажет она.
– Тебе придется найти кого-нибудь, кто сопроводил бы тебя в следующий раз.
– Я и не подумаю просить тебя.
– Ты лжешь.
– Как можно говорить такое своей любимой бабушке? Откуда ты знаешь?
Он выразительно посмотрел на трость в ее руке.
– Ты ни разу не махнула ею с тех пор, как тебе удалось обманом заставить мисс Бриджертон вернуть ее.
– Чепуха! Мисс Бриджертон слишком умна, чтобы ее можно было обмануть. Не так ли, Гиацинта?
Гиацинта посмотрела на графиню.
– Простите?
– Просто скажи «да», и этого достаточно.
– Да, – сказала она и улыбнулась.
– И чтобы ты знал, – не смутившись, сказала бабушка словно этого смехотворного обмена репликами и не было, – я воплощение осторожности, когда дело касается моей трости.
– Удивительно, – заметил Гарет, – что у меня ноги еще целы.
– Удивительно, что у тебя целы уши, мой дорогой мальчик.
– Беру свои слова обратно.
– Как хочешь! Я пойду с Пенелопой за стаканом лимонада, а ты составь компанию Гиацинте.
Гарет обернулся к Гиацинте, и ему показалось, что она высматривает кого-то в зале.
– Вы кого-то ищете?
– Нет, просто изучаю публику.
– Вы всегда говорите так, будто вы детектив?
– Мне нравится следить за происходящим.
– А сейчас что-то происходит?
– Нет. – Ее взгляд остановился на споривших мужчинах. – Но никогда ничего нельзя знать заранее.
Что за странная женщина, подумал Гарет и чуть было не покачал головой. Он посмотрел на сцену.
– Мы в безопасности?
Она наконец повернулась к нему.
– Вы имеете в виду, окончен ли концерт?
– Да.
Она нахмурилась, и в этот момент Гарет заметил на ее лице едва заметные веснушки.
– Думаю, что окончен. И зачем только они это делают?
– Вы говорите о Смайт-Смитах?
– Да. – Помолчав, она добавила: – Не знаю, можно подумать, что... Впрочем, не важно.
– Продолжайте, – попросил он, удивившись своему любопытству.
– Ничего особенного. Просто... кто-то должен наконец сказать им о том, что их девушки бездарны. В последние годы публики здесь все меньше. Остались только самые добросердечные.