Уэст не слишком понимал, о чем она говорит, но одно ясно – она винит себя.
– Ты не знала. Ты не могла знать. Рия, послушай, ты берешь на себя эту вину и тем освобождаешь от ответственности сэра Алекса. Нельзя так. Не терзай себя за то, что ты все равно не можешь изменить.
Она вскинула голову:
– Что, если ты не сможешь ее найти, Уэст? Что, если мы не сможем доказать, что он совершил преступление? Как я защищу девочек, когда он приедет за следующей? – Она видела, что у него нет готовых ответов, и у нее окончательно сдали нервы. У нее помутилось в глазах, она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Голова у нее стала легкой-легкой, пол ушел куда-то, комната накренилась.
Последняя ее мысль была о том, что Уэст не сможет ее подхватить.
Рия открыла глаза. Она лежала на боку в кровати, а Уэст занял кресло, в котором до того сидела она, глядя на него спящего. Голову он откинул, а глаза закрыл. Ее опекун спал. Она улыбнулась, потянулась и поморщилась от боли – плечо прострелило. Рия ощупала область плеча и поняла, что самое болезненное место находится возле ключицы. Она отодвинула ворот рубашки и внимательно посмотрела на район ключицы. Кожа пока лишь немного изменила цвет, но завтра там появится лиловый кровоподтек.
Рия взглянула на часы, стоящие на каминной полке. Она не помнила, когда в последний раз заводила их, и не могла полагаться на их точность. Часы показывали четверть второго. Рия никогда до сей поры не падала в обморок, но ей казалось неестественным так долго пребывать без сознания. Когда она вышла из комнаты посмотреть на портреты, еще и одиннадцати не было.
– Лучше? – спросил Уэст, поднимаясь с кресла.
Рия кивнула:
– Я, кажется, лишилась чувств. Извини, что тебе пришлось стать свидетелем.
– Ничего. Ты перенапряглась, вот и все. Нервы на взводе.
Рия криво усмехнулась:
– Ты ошибаешься – нервы на взводе у Маргарет, а я окончательно сошла с катушек.
Уэст хохотнул:
– Как скажешь. – Он кивнул на графин с хересом на столе и на стоявший рядом с графином стакан. – Я попытался влить в тебя немного снадобья, когда ты пришла в себя, но ты отказалась.
– Я приходила в себя?
– Ты не помнишь? Да, пожалуй, ты действительно не помнишь: Ты выругала меня как сапожник, а потом уснула. Я решил, что не стоит тебе мешать. А то снова достанется.
Рия покраснела:
– Я сказала или сделала что-то такое, из-за чего мне нужно стыдиться? Я чем-то могу искупить свою вину?
– Искупить вину? Нет, не думаю… Хотя, может, ты объяснишь мне одно свое замечание, которое сделала как раз перед тем, как начать ругаться?
– Я еще и замечания делала? – Рия чувствовала себя все больше не в своей тарелке. – Что я сказала?
– Дай подумать. Такие странные слова. – Когда Рия уже решила запустить в него подушкой, он перестал ее дразнить. Упершись локтями в колени и глядя ей прямо в глаза, он повторил: – «Мне очень жаль сообщать вам такую новость, ваша светлость, но я в вас влюбилась. Чтоб ты сдох!»
Рия хранила молчание несколько секунд, после чего вяло кивнула:
– Рассказывай сказки.
Глава 11
– Я понимаю, ты не желаешь объясниться, – усмехнулся Уэст.
– Я тебе не верю, поэтому и объяснять мне нечего.
Уэст приподнял бровь:
– Ты уверена, что не говорила таких слов?
Рия решила не признаваться – так легче.
– Разве я похожа на большую ленивую жабу, способную проглотить такую наживку? – ехидно поинтересовалась она. – Хотя попытка неплохая и время выбрано удачно.
– Спасибо.
Рия села и поправила ночную рубашку, закрыв синяк на ключице.
– Обо что я ударилась, когда падала?
– Ах да. Тут будет безобразный синяк. Ты перевернула стул, и он упал на тебя сверху.
– Ну да, я и в обморок не могу упасть грациозно.
Уэст снова засмеялся:
– Все приходит с практикой. Но падать лучше все же в мои объятия.
– Я в обморок упала, а не пришла в экстаз. Кстати, что ты тут делаешь, и как ты попал сюда?
– Я думал, ты одобришь мое старание соблюдать осторожность. Я намеренно устроил публичное прощание, когда уехал часов пять назад, чтобы вернуться незамеченным.
– Ах вот как. – Интересно, заметит ли он, что у нее слегка сбилось дыхание? – Придумано умно. Значит, ты и не собирался уезжать в поместье.
– Значит, ты нашла мою записку. Я набросал ее на случай, если сюда кто-нибудь войдет. Я просто попытался поддержать твою версию о том, как я заболел, приехав сюда.
– Ты умеешь позаботиться о деталях.
Уэст кивнул. В деталях полковник всегда мог на него положиться.
– Без таких способностей хорошего клерка не получится.
Рия правильно поняла намек. Если он – клерк, то она – рулон брюссельских кружев.
– Кстати, а как тебе удалось проникнуть внутрь?
– Нет ничего проще. Я оставил незапертым на задвижку окно в твоей гостиной.
– Конечно. – Пытаясь изобразить недюжинное хладнокровие, она заметила: – Мы еще не коснулись темы причины твоего визита.
– Ты права. – Уэст принялся расстегивать сюртук. – Вот к ней я сейчас прямо и подхожу.
Если в Рии и оставалась еще видимость неприступности, то и она испарилась от очень знакомого ей чуть насмешливого огонька в его глазах.
– Ты не возражаешь? – спросил он, приостановив раздевание.
– Я… Нет, то есть да, я не возражаю.
– Хорошо.
Он чувствовал себя на удивление уверенно, в то время как ее ощущения оказались прямо противоположными. Почему? Вероятно, потому, что он сам все начал, полностью взяв инициативу на себя, и, хотя она теперь более опытна, она потеряла уверенность.
– Ты будешь показывать мне иллюстрацию номер один или номер два? – спросила она.
Уэст стал снимать рубашку, стаскивая ее через голову. С поднятыми руками и закрытой рубашкой головой он подумал, что она все-таки весьма оригинальная девушка. Он придумал ответ, который точно заставит ее прекратить упражняться в остроумии.
– Ни то, ни другое.
– Ни то, ни другое? – Рия удивленно посмотрела на него.
– Знаешь, мне хочется выспаться. И мне кажется, гораздо приятнее спать у тебя под боком, чем одному. – Он повесил свой шейный платок, рубашку и сюртук в шкаф, давая ей время поразмыслить над тем, воспринимать ли сказанное им как оскорбление или как комплимент.
Снимая сапоги, он видел, что она уже все решила для себя. Рия лежала, вытянувшись во весь рост, на боку, придерживая согнутой в локте рукой голову. Другой рукой она держала одеяло, готовая поднять его, когда он нырнет в постель.
Скорее всего, ее поведение доказывало, что он более умелый лгун, чем она.
В одних кальсонах он лег в постель, под приподнятое для него одеяло, повернувшись на бок к ней лицом. Рука ее задела его плечо, когда она накрывала его одеялом и продолжала движение вверх, гладя его по плечу, по шее, по скуле. Подушечка большого пальца коснулась уголка его рта.
– Спокойной ночи, – проговорила она, наклонилась и поцеловала его в губы. Поцелуй не страсти, но нежности.
– Рия. – Он лишь произнес ее имя, но так, что все вокруг словно перевернулось.
И вот ее губы скользнули по его губам, вначале нежно, чуть сонно, побуждая его раскрыть свои тубы; она пробовала его губы на вкус кончиком языка, придвинувшись ближе и задев его колени. Он освободил ей место для ноги между своими двумя, движением руки приподняв ее ночную рубашку к бедрам и накрыв ладонью ее нагое бедро. Она прижалась к нему еще теснее, почувствовав его возбуждение.
Пальцы Рии перебирали его густые медно-рыжие волосы, играли с завитком на затылке. Она почувствовала, как он вздрогнул, и, довольная, скрыла свою улыбку, поцеловав его в плечо.
Он взял ее за ягодицы и крепко прижал к себе там, где она его только дразнила. Бедра ее двигались сами, не потому, что он сжимал их; она скользила по тому месту, которое находилось под тонким слоем ткани – барьером не столько несущественным, сколько возбуждающим. Препятствие требовало преодоления, но медленного.