Умирать не хотелось. Хоть пять минут, но пожить еще. Поэтому, едва огромная туша развалилась на полу, позволяя чесать морду, Тамара не стала упираться.
Хитрые, умные, почти человеческие глаза урода, не отрываясь, следили за ней. Он вполне осознавал Томкин испуг, отчаяние, брезгливость, желание жить. И это доставляло ему удовольствие.
Стоило нутру мутанта вновь издать голодное урчание, Тамара принялась чесать интенсивнее, а на злорадной морде появилась брезгливая усмешка, по которой читалось: «Поиграть еще или сожрать?»
– Б..ть, дожила! Прежде чем сожрать, надо мной решили поиздеваться! – разозлилась Тома. Мутант лишь дернул большими ушами на макушке, но не издал в ответ ни звука.
Раньше, за всю свою двадцатисемилетнюю жизнь Томка никого с таким энтузиазмом не ублажала, как этого урода. Сейчас в голову мысли о женской гордости и достоинстве, которых раньше в ней было в избытке, не лезли.
Неизвестно, как решилась бы ее судьба, если бы не раздавшийся громкий шорох. Со звуками осыпающегося песка и трения камней высоко под потолком откатился круглый камень, и в образовавшемся окне появилась физиономия местного жителя.
– Фс-с-с-с-с! – на раздавшийся звук боров повернул голову, а потом нехотя, медленно, на четырех лапах двинулся на призыв.
Когда мутант отошел от нее, Тамара осмелела и приподнялась на локте, силясь рассмотреть аборигена. Тот, заметив ее движение, недовольно заорал и, когда животное подошло к нему почти вплотную, свесился вниз и замахнулся дубиной. Но боров неожиданно при своей толстой комплекции и почти полном отсутствии шеи подпрыгнул, извернулся и, захватив пастью руку человека, дернул вниз.
Тома не успела ничего понять, но когда истошно оравший мужик с громким глухим стуком упал на пол, руки у него не было.
«Чудовище отгрызло руку!»
Понимая, что сейчас будет расправа над упавшим, Томка, суча ногами по грязному полу, отползла как можно дальше. Ей хотелось забиться в самый дальний угол, но спина во что-то уперлась.
Между тем огромный зверь, почувствовавший кровь, рассвирепел и стал медленно, угрожающе рыча, подбираться к жертве. Человек понял, что его ожидает. И вместо того чтобы отбиваться, начал ползти к Томке, указывая уцелевшей рукой на забившуюся в угол девушку, надеясь, что монстр кинется на нее.
– С…ка! – единственное, что она смогла выдавить, сильнее вжимаясь спиной во что-то.
Подлая тварь орала и продолжала указывать в ее сторону, однако тощая Томка по сравнению с жирным мужиком казалась сущим заморышем и, видимо, не впечатлила хряка. Он снова накинулся на аборигена.
– О Боже! – радостно завизжала Тамара, обрадованная тем, что ее решили сожрать позже, и до жути напуганная расправой над человеком, потому что зверь отгрыз тому вторую руку, а потом стал неспешно кружить вокруг жертвы, выбирая следующий лакомый кусок. Она никогда не видела, как курице рубили голову, а тут такое.
Тяжелые капли крови долетали и до нее, но первобытный ужас этим уже было не усугубить. Тома сидела и, не отрываясь, следила за происходящим, не замечая красных брызг, падавших на нее.
Весь пол на месте расправы был пропитан кровью и дерьмом. Мутант не спускал с аборигена глаз, ходил кругами, делал обманные маневры, изображая ложную атаку, наслаждался чужими страхом и болью. Наконец ему надоело наворачивать круги, и он резко напал. В этот раз принялся за ногу жертвы, но теперь отгрызал ее медленно…
Тамаре показалось, что за эти пять минут она поседела, постарела и стала ненормальной. Жертва больше не орала и не билась, и теперь в жуткой тишине были слышны лишь треск костей и довольное чавканье хряка. Девушку тошнило и, если бы что-то было в желудке, вывернуло бы.
Жалуясь на пустоту, живот не вовремя заурчал. Мутант дернул ушами и остановил пиршество. Чуть приподнял морду и застыл, пристально глядя в угол. Судя по карим глазенкам, в его голове шел мыслительный процесс.
– Хрюша хороший, Хрюша хороший… – снова затянула шарманку Тамара, когда чудовище медленно двинулось в ее сторону. По мере того как его окровавленная морда приближалась, дрожь и напряжение увеличивались, влага стала просачиваться через кожу и другие места. Слезы, сопли, пот и моча – это все, чем она могла ответить уроду, словно была скунсом, который своим ароматом отгонял врага. Было противно от своей слабости, унизительно, но жить все равно хотелось.
Однако, подойдя, Хрюша не накинулся. Он остановился, оглядывая Томку, словно прицениваясь, потом открыл пасть и выплюнул под ноги окровавленный кусок плоти, и, повернувшись к ней огромной задницей, гордо направился обратно к растерзанному телу.