– А-а-а-бля-я-я! – заголосила Тамара, скорее, от разочарования, чем от неожиданности. Какие-то живодеры ставили над ней опыты – об этом она уже догадывалась, но изменить ее красивое лицо на неказистую рожу!..
Хрюша в противоположном углу зашевелился, явно намекая, чтобы она свои эмоции выражала тише. Такая весомая причина убедила, что предаваться печали следует тихо, желательно молча и не тревожа других.
Казалось, что она находится в заключении уже вечность. Из-за долгого голодания Тамара все время мерзла и еле шевелилась, сил совершенно не было. Хотелось свернуться калачиком и уснуть навсегда. За время, проведенное в загоне, она уже передумала все, что могла. От приходящих в голову мыслей становилось лишь хуже, зато одно поняла точно: ни ее, ни борова не кормили, если не считать того, что Хрюша исхитрился сам достать, значит, хотели, чтобы он сожрал ее, или чтобы она тоже присоединилась к случайному пиршеству соседа!
«Ну уж нет! Чем жрать человеческое мясо, лучше сразу сдохнуть, но желательно без боли и мучений!»
Тот кусок, которым поделился щедрый сосед по загону, был давно уже съеден… самим соседом. Судя по выражению морды, он обиделся на пренебрежение к его угощению. Зато воды было вдоволь. В поилку по узкому желобку стекал тонкий ручеек, наполнявший ее по мере опустения.
Единственное, что сейчас Тому трогало до самой глубины души – это упорство мутанта, с которым он отказывался признавать ее едой. Смирившись со своим положением, она теперь добровольно чесала морду, которую зверь для удобства стал класть ей на колени. Его скотская нежность и забота давали силы отгонять от себя все чаще посещавшие мысли о самоубийстве.
Обессиленная Томка тихонько лежала в углу, в котором из-за щелей было больше свежего воздуха. Судя по тому, что тут было более чисто и не наблюдалось остатков высохшего дерьма, мутант тоже поддерживал ее выбор. Она лежала рядом с ним, прижавшись к жирной спине, и грелась. Звериный живот начал снова издавать сигналы о потребности в еде, но пока чудовище мужественно, почти стоически игнорировало голод.
– Бедный Хрюша, – тихо произнесла она. За время нахождения в загоне он стал ее единственным вынужденным собеседником, который хотя бы делал вид, что прислушивается. – Ненормальный обед попался, правда?
Боров согласно хрюкнул.
– Долго они над нами издеваться будут? – фантазия нарисовала картину, как похудевший хряк начинает грызть ее истощенный труп. От жалости к себе заплакала. Почувствовав, что соседка в печали и отчаянии, Хрюша потерся головой об ее колени, но не ушел. – Ты только подожди, пока я своей смертью умру, а потом ешь, как хочешь! – вытирая сопли и слезы рукой, уговаривала зверя Томка. Произнеся эти страшные слова, зарыдала навзрыд.
Выплакав все слезы, затихла. Во сне Тамаре приснился огромный стол с едой. Тарелки со спасительной, зовущей, искушающей разнообразной вкуснятиной уходили за горизонт. Но безграничностью она не стала заморачиваться, сосредоточившись на том, что было в зоне досягаемости рук.
От радости и огромного счастья полились слюни. Еды было слишком много и так близко, а Тома – настолько голодной, что руки не знали, чего схватить первым. Жареная курочка с хрустящей корочкой, пахнущая чесноком, жареная в масле картошка, холодец с вареными морковными цветами, гусь с яблоками, фаршированная рыба, колбасная и овощная нарезка, маринованные грибочки, огурчики и морковка, котлеты… От вожделения ее затрясло!
Так и не сумев выбрать, потянулась за тем, что стояло ближе всего. Быстро схватила с тарелки кусок ветчины, и пока никто не заметил и не отобрал, засунула в рот и, не жуя, стала глотать, однако вместо желанного вкуса мяса рот заполнила невероятно противная горечь.
– Тьфу! – выплюнула Тома и попыталась отплеваться, но горечь еще больше заливала рот. Чуть не подавившись, начала дергаться и проснулась. Горькую гадость в горло заливали наяву!
Она брыкалась и пыталась вырваться, отворачивала голову, закрывала рот, но не тут-то было. Две старухи-мучительницы, сморщенные, как печеное яблоко, держали крепко и настойчиво. Выглядели они тщедушными, но вот сил и ловкости им было не занимать, хотя, скорее всего, это Тамара обессилела от голода, потому что две карги легко удерживали ее и продолжали свое дело.