Лабазнюк хмыкнул, и как-то искоса глянул на Солнцева: откуда, мол, такой умник, и тот ли ты, мил человек, за кого себя выдаешь. Так, во всяком случае, подумалось Севе, но тут же он возразил себе: «С какой стати геологу в чем-то подозревать Егорыча? Солнцев же типа ученый — археолог, а про киноварь можно и в популярной книжке вычитать».
— Да, — спокойно согласился Лабазнюк, — во время оно киноварь считали застывшей драконьей кровью и приписывали этому минералу волшебные свойства, что не мешало использовать его в качестве красителя. Сейчас киноварь просто сырье для получения ртути.
Сева положил на ладонь и подбросил необычный камень: тяжелый, недаром ртуть содержит; принялся разглядывать образчик под разными углами: цвет минерала странным образом менялся с красного на синевато-серый, камень будто покрыт тончайшей металлической пленкой, и при этом ярко сверкал, искрился под солнечными лучами. Сева залюбовался его игрой.
— Нравится? — спросил хозяин.
— Интересный камешек. Говорите, его считали волшебным?
— А то как же, драконий ведь камень, — хихикнул Лабазнюк, — Хотя… дыма без огня не бывает. Мы, рационалисты, отвергая сходу все, что касается волшебства, часто с мутной водой выплескиваем ребенка. А ведь древние были далеко не дураки. Вот, возьмем философский камень. Скажите, легенда, мол, или просто заблуждение? Не-е-ет, все не так просто! Идея философского камня возникла не на пустом месте.
У Севы — уши торчком! Геолог сам заговорил на интересующую его тему. Но Лабазнюкне не стал, почему-то, развивать свою мысль. Нахмурился. Замолчал.
Сева опять:
— Я где-то читал, что алхимики использовали в своих опытах именно киноварь.
= Верно, — согласился геолог. — И даже, вроде бы, не без успеха. Только не любая киноварь подойдет… Понимаете, в чем дело: как и среди живых существ, в мире минералов встречаются мутанты. Назовем их так. Распознать мутантов непросто, обычные методы здесь не годятся. Нужен особый подход…
— Вы тоже занимаетесь поисками философского камня?
Севе не терпелось услышать главное.
Лабазнюк снова нахмурился. Покачал головой.
— Сейчас мне не до этого. Надо думать, как выжить при нынешнем бардаке.
Геолог продолжил рассказ о местных событиях, но Сева слушал в пол-уха. Его больше занимала проблема, как привести в порядок одежду, да и сполоснуться не мешало бы.
— Вам умыться с дороги, наверное, нужно? — догадался спросить хозяин. — Бани у нас нет, увы. Но теплая вода — пожалуйста.
Он показал на ряд ведер, выставленных на солнце. Гости обрадовались, что не придется купаться в здешнем ручье: не были они большими любителями ледяных ванн. Михаил и его помощник, подхватив по ведру, отошли в сторонку. Сева, хоть и с трудом, но привел себя в божеский вид. Не без помощи, конечно. Это будущий шеф внял его мольбам — использовал свои необыкновенные способности. Со стороны, если кто наблюдал, все выглядело просто: Михаил несколько раз встряхнул джинсы и рубашку помощника — вещи опять, если не новенькие, то уж из «секонд хенда», точно.
— Всеволод…
— Что?
— Да, так… Мысль пришла: в чем прав геолог, так в том, что киноварь суть философский камень.
Сева глянул на будущего шефа с недоверием: не разыграть ли решил его друг Мишель.
— С какой это стати?
Солнцев выглядел абсолютно серьезным.
— Вот видишь, знания о современной науке у нас с тобой одинаковы… Почти. Я ведь их из твоей памяти почерпнул, в основном. Ну, знания кой-какие имеются, только с логикой у тебя напряг… Черт! Привязался жаргон этот. Что я сказать-то хотел… Философский камень нужен для получения золота, так? А как на самом деле его из горных пород извлекают, помнишь? Ладно, не напрягайся. При посредстве ртути! Амальгамированием. Вот и выходит, что содержащая ртуть киноварь и есть камень философский.
— Ну, это не интересно, — отмахнулся Сева.
— Конечно, тебе подавай кабалистику. Пещеру какую-нибудь, обитель чернокнижника… Пошли уж, алхимик-самоучка.
К ужину собрались все обитатели палаточного лагеря. Пара геологов и канавщики спустились по очень крутой и извилистой тропе, откуда-то сверху, со скального гребня. Рабочие, — похоже, местные жители, — гнали перед собой двух ослов, навьюченных тяжеленными мешками. Ишачки бодро семенили тонкими ножками-прутиками, хотя поклажа каждого составляла, по заверению Лабазнюка, больше ста килограммов. И как только спины у них не переломились!?
«Столовая» геологов представляла собой составленные в линию складные столы под брезентовым навесом. Стулья тоже были походные. На ужин повар приготовил похлебку из обжаренной на хлопковом масле баранины, томатной пасты, лука, картошки и риса. Непростое испытание для европейского желудка. Блюдо называлось, почему-то, «суп рататуй».