Однажды утром Сева встретил там Солнцева, и с тех пор в институтской столовой не завтракал. От обиды. На самого себя, а не на шефа.
Получилось что, встретив Михаила Егоровича, Сева стал вести себя завсегдатаем. Как же, он тут почитай, целый месяц кормится, а Солнцев впервые появился. И Сева от чистого сердца принялся жаловаться: и свет здесь мрачноватый, и кашей пшенной давно не угощался, и…. И когда они с шефом сели за стол, начались волшебные превращения. Каша оказалась пшенной. В стакане не какао, а кофе с молоком. Свет… Да при чем тут свет?! Вся столовая незаметно трансформировалась в открытую веранду, залитую лучами нежаркого утреннего солнца, пропитанную ароматами соснового бора, наполненную звуками просыпающейся природы. Вокруг счастливые, улыбчивые лица.
Солнцев деловито терзал ножом и вилкой кровяной бифштекс.
— Михаил Егорыч, — наклонившись через стол, прошептал Сева, — что происходит?
— Ты о чем, Сева? Если про кофе и пшенную кашу, то это подарок от меня. Не стоит благодарить, такой пустяк, право… Мне неловко стало перед тобой: все наши (но только здесь, в этой столовой), могут самостоятельно менять еду, как кому нравится (за отдельную плату), а что касается остального… Это не мое. Прежде тебе казались окружающие люди угрюмыми? Так вот: все что ты сейчас видишь — реальность для одного из завтракающих. Знаешь ли, волшебником быть приятно, иногда.
С тех пор Сева, тыча вилкой в слипшиеся макароны, ощущал себя человеком второго сорта: знал, что в это же время сосед по столу наворачивает на вилку настоящие миланские спагетти. Потому и старался обедать, когда рядом как можно меньше институтских, без пятнадцати двенадцать.
Сейчас Всеволод рисковал угодить в самую гущу обедающих. Хорошо — шеф напомнил.
Чтобы не засиживаться, Сева не стал брать второе, обошелся «полным» вермишелевым супом и половиной стакана сметаны. Чайной ложки, как всегда, не нашлось, а есть сметану столовой — сущий моветон. Однако, делать нечего… «Вот пройду Посвящение, тогда…», — успокоил себя стажер.
Закончив с едой, Сева еще минут пятнадцать-двадцать прогуливался в институтском дворе, прикидывал: а не рановато ли идти к Велеречиву? Может он у себя в кабинете обедает. Если же лаборатория с восьми начинает, то на обед полагается уходить к одиннадцати… Он вдруг хихикнул: вспомнил как в сходной ситуации, когда его вызвал к себе Инхандек, а молодой спец все тянул, настраивался на разговор с высоким начальством, Егорыч так прокомментировал поведение Юрина:
— Ты, Сева, готовишься к визиту, как к первой брачной ночи, ха-ха.
Ну, шеф! Ну, насмешник!
«Сорок седьмую» Сева отыскал без труда.
Велеречев оказался свободен и радушно принял гостя. Угостил чаем, принялся излагать свои взгляды на природу философского камня. Его манера выражаться мало чем отличалась от речи шефа. Или это институтская атмосфера так шлифует сотрудников? Сева, как мог, старался соответствовать. Вел «умную» беседу, переспрашивал, комментировал. Велеречев высказал предположение, дескать, философский камень суть некая самозарождающаяся в живом теле субстанция, а Сева подумал: вдруг и в нем имеется такой камень? Вышло так, что он напросился на проверку собственного тела в изобретенном Арнольдовичем аппарате, да и заснул там.
Дальнейшее само по себе напоминало театр абсурда, а уж только что проснувшемуся Юрину и вовсе показалось продолжением кошмара из сна.
Выяснилось, что проспал он достаточно долго, руководителя лаборатории нет, в комнате распоряжаются неприятного вида личности, из тех, кого обычно называют «людьми в штатском». Заместитель директора также был здесь, но смотрел отсутствующим взором.
Юрин чувствовал себя семиклассником, которого директор школы застал с дымящимся бычком. Еще бы — спал на работе! А как только до Всеволода дошло, что пока он дрыхнул, кто-то, судя по всему, убил Велеречева, и запросто мог укокошить его, как свидетеля, с молодым человеком едва не случилась истерика. В довершение ко всему, сопоставив вопросы «силовика» и хмурость замнача, Юрин понял, что является чуть ли не главным подозреваемым.
Как только появилась возможность (его оставили одного, обнаружив нечто важное в соседнем помещении), Сева тут же позвонил Солнцеву.
— Ты что там, заснул? — раздался недовольный голос шефа.
— Я не нарочно… Но это не главное: Велеречева увозят.
— Куда? Что ты еще натворил?
— Я… Ну я…
— Помолчи, сделай одолжение.
Сева послушно прервал бессвязный лепет. А Солнцев дал следующее указание: