— Что это за цель, такая?
— Очень простая: порядок, — ответил Кордонов без тени усмешки. — В Мире идет постоянная борьба… Нет, не пресловутых Добра и Зла — это выдумка чистоплюев, слабаков, моральных кастратов. Борются Порядок и Хаос. Закон — против беспредела, государство — против анархии. Разумные существа не зря появились на Земле: их задача убрать первобытный бардак и навести, наконец, Порядок. Это и есть высшая Истина! Вереречев нашел способ превращать некоторые металлы в золото. Это могло разрушить все финансовые структуры, вызвать всемирный хаос. С ним необходимо было покончить.
«Во, как! Арнольда Адольфовича убили во имя Порядка!»
— Истина, говорите… А, вдруг ошибаетесь… Раскольников, скажем… тоже решил, что не «тварь дрожащая» и «имеет право».
— Нашел, с кем меня сравнить! Твой Раскольников слюнтяй. Раз уж пошел на «мокрое дело» — иди до конца. А он? За зря бабку грохнул — ни себе, ни людям, да чуть в штаны не наложил. Сопля. Раскололся и загремел на каторгу — поделом ему. Я, брат, из другого теста.
— Но, ведь никому не дано знать всю истину…
— А всем хочется. Ха!
Кордонов поднялся со стула, прошелся по комнате, подошел к окну.
— Вот ты, к примеру, зачем искал философский камень? Богатства захотел? Власти? Не-е-ет. Ты, может, сам того не сознавая, хотел приобщиться к мировой мудрости.
«Что-то такое я действительно говорил Велеречеву».
Вахтер продолжил:
— Ты, дружок, пошел по неверному пути… В смысле поисков Камня. Обычная людская ошибка: смотрят за горизонт, не замечая того, что лежит под носом, ха-ха! Пойдем, я тебе его покажу.
Сева покорно отправился за Кордоновым. Прошли гулкими полутемными коридорами, спустились на два лестничных пролета, вышли «черным входом» во двор, освещенный мощными фонарями.
Вахтер бодро шагал, не оглядываясь. Сева едва поспевал за ним.
— Вот, полюбуйся!
Кордонов остановился возле каменной глыбы, чернеющей посреди институтского двора.
— Это и есть Философский камень!
«Шутка, что ли?»
— Булыган?..
Вахтер любовно похлопал камень по шершавому боку.
— Сам ты булыган. Туго соображаешь, ха-ха-ха! Впрочем, не ты один привык поверхностно смотреть, не вникая в суть. Это институтские остряки прозвали камень Философским. Году в восемьдесят четвертом в дирекции решили установить перед входом в Институт памятник Гегелю. Заказали бюст философа ленинградскому скульптору… Фамилия из головы выскочила… Ну, неважно. А для постамента выбрали «письменный гранит», по-другому — «еврейский камень». Недалеко от Соловейска есть карьер, где этот камень добывают. Он в качестве облицовочного материала идет. Так вот. Привезли глыбу, выгрузили во дворе, да так и оставили. В райкоме узнали, что философу-идеалисту собираются памятник соорудить, и директора — на ковер. Вы что, говорят, обалдели!? Никакого Гегеля! Будет Энгельс стоять перед Институтом, и баста! Ну, пока суд да дело, перестройка началась. В стране — бардак. Не до памятников стало. А камень до сей поры двор «украшает». Вот такая история с географией, ха-ха-ха!
— Не понял, — буркнул Сева. — Егорыч пошутил надо мной, когда велел отыскать философский камень?
— А ты думал! Это тест для новичков… вроде армейского, когда салаг заставляют макароны продувать.
«Ну, Егорыч!!»
— Погоди обижаться, — продолжил Кордонов. — Главного шутники-то не узрели! Камень сей не простой. Посмотри внимательно, что видишь?
На темной поверхности камня выделялись поблескивающие в свете фонарей черточки.
— Закорючки какие-то… На еврейские буквы похоже.
— О! Не зря камень называют еврейским. Кстати, ты иврит знаешь?
«Во, загнул!»
— Откуда!?
— Чему вас только учат… Придется магию задействовать. Гляди мне прямо в глаза, я стану считать до десяти… Ну, поехали! Раз, два…
Пока колдун считал, Сева пребывал в легком оцепенении, своеобразном полусне.
— … девять, десять! Посмотри на камень. Можешь прочесть что-нибудь?
— Ё моё! Слово «шаббат» вроде бы. Точно! Суббота. Я понимаю иврит!
Севе довелось где-то читать о пегматите, иногда называемом «письменным гранитом», породе со своеобразным рисунком, напоминающим еврейские письмена. Но чтобы хаотично разбросанные черточки сливались в буквы и слова — быть того не может! Однако, вот же!
— … «Кровью искупятся грехи людские», — прочитал Кордонов вслух. — Видишь? Искупятся. Кровью.
Сева вгляделся в рисунок на камне: черточки сложились в буквы, те — в слова. Тяжело было с непривычки читать справа налево: «Не будет вам воскресения в День Последний».