Из адмиральской «каюты» Всеволод вышел чуть не строевым шагом.
— Расслабься, Сева, — посоветовал капвторранг. — Напрягать тебя станут завтра. Обучим необходимым рефлексам и, — будто бы по распределению, — в Соловейск. Мудрят там чего-то наши академики. Может, западные разведки к ним подкатывают. Хотя, это вряд ли. А вот криминал… Этот вполне может. На первом этапе нас именно воровские авторитеты интересуют, понятно? А чтобы ты себя вел органично, и не раскрылся, мы тебя замаскируем.
— Так вроде уже. Я же, как молодой специалист туда поеду?
— Ну, что ты. Это я про другую маскировку. Ты временно забудешь и про все, что здесь говорилось, и чему тебя обучат. На уровне рефлексов, повторяю, будешь действовать. И никто даже не заметит, что у тебя из памяти месяц пропал. Наши спецы посильней тех академиков будут. А вспомнишь всё… Ну, хотя бы по кодовой фразе: «Лейтенант Юрин, доложите обстановку!»
Лейтенант Юрин вытянулся в струнку.
— Докладываю. Администрация Института заинтересована в его приватизации, которой противилась группа ученых во главе с ныне покойным доктором Солнцевым. Сведений о том, что администрация связана с криминалитетом, у меня нет.
— Видите, товарищ майор, все обстоит именно так, как мои подчиненные вам и обрисовали, — бросил директор снисходительно. — Зря Управление вас сюда направило. Вопрос о том, включать или не включать Институт в список подлежащих приватизации, будет решаться в Правительстве России. Это даже не прерогатива министерства.
Присутствующие в кабинете заметно расслабились.
Мезенс покачал головой.
— Филарет Афанасьевич, господь с вами! Меня к вам не Прокуратура направила, Управление! А что касается решения правительства, то оно уже принято. Приватизации Института не будет.
«Силовик» раскрыл папку и протянул директору лист. Что там, Сева разглядеть не мог, ему показалось, что-то типа служебной записки с резолюцией. Неужели Черномырдина? Или самого…
— Что ж, если Борис Николаевич так считает…
Директор вернул бумагу майору. Повернулся к Юрину:
— А вы, молодой человек, раз на военной службе, подавайте заявление об увольнении с завтрашнего дня. Бумагу вам сейчас дадут. Я вам тут же его подпишу.
Вместо эпилога
Здравствуй, моя старая добрая общая тетрадь в клеточку. Давненько не брал я тебя в руки. Много воды утекло с тех пор. Столько произошло всего, и плохого, и… очень плохого. Когда-нибудь я обо всем расскажу, посредством твоих страниц, а пока… Извини, дневник, всего писать не могу, — пришлось бы ставить гриф «сов. секретно», — только в общих чертах.
Мезенс, мой новый шеф, сообщил, что проект флотские закрыли. Ну, у нас в стране любят все менять да перекраивать. Так и тут: объединили две спецслужбы. В целях экономии. И меня, конечно, сократили. Это понятно: проку от такого «разведчика»… Ну, не резидента же, какого, увольнять, верно? Майор поблагодарил меня за службу, пообещал позаботиться в дальнейшем, и… подыскал теплое местечко.
Угадай, дневник, где?
Нет, не в Европе, и не в Америке. Не, в России даже… Догадался? Ах, какой ты у меня умный! Именно в ней, становящейся уже родной чертовой Средней Азии. Таджикистан!!
Я горюю?! Не то слово. Был три дня у родителей. Навестил знакомых. Жанку встретил случайно, на улице. «Ах, ах, Севочка! Я так скучала!», «Ничего, — отвечаю, — Алекс тебя утешит». «Что ты, что ты! Только ты!! Единственный!!! Только тебя!». Вот ведь, зараза. Впрочем, сам-то я… Да, ладно, хватит об этом.
Сейчас еду с Московского вокзала. В купе. Почему-то один. Может, кто подсядет?
Какие ощущения? Хорошо, поделюсь.
Человека, чтоб ты знал, мундир меняет. Обычно на молоденьких лейтенантах все сидит как влитое. Еще бы: у них за плечами военное училище, а у некоторых и суворовское, в придачу. А вот на таком вояке как Юрин Всеволод Кириллович, 1973 года рождения, образование высшее техническое, не женат, форма сидит как строевое седло на корове. Одно слово — «пиджак». Еще не успев прибыть в часть, только шагая к вагону поезда, я услыхал это нелестное определение от командира офицерского патруля. Тот с первого взгляда определил мою сословную принадлежность. Даже не спросил документы. Демонстративно. Ему-то что, на самом деле: вот прибудет новобранец к месту постоянной дислокации, пусть там с ним отцы-командиры возятся. Хорошо, хоть честь я ему отдал, как положено: не зря четыре года на военной кафедре дрессировали, и потом, в лагерях, на полуторамесячных сборах.