В общем, пора набраться мужества и посмотреть правде в глаза. Да, я дура несчастная и невезучая. Я бесплодна. Моя матка никогда не станет местом зарождения новой жизни.
Ну вот, признание сделано. Как я себя при этом чувствую? Да какая разница. Конечно, паршиво. С другой стороны, какой был бы толк от этого дневника, если бы я не смогла быть абсолютно честной даже перед самой собой? Извини меня, Пенни, вынуждена прерваться. Пошла за носовым платком.
Ну вот, я проревелась и снова пишу тебе, Пенни. Извини, что заставила тебя ждать. Чтобы побыстрее избавиться от переживаний по поводу личных неприятностей, я пыталась заставить себя думать о нищих и бездомных, о голодающих детях Африки, но это не слишком срабатывает. Пришлось дожидаться, пока слезы сами собой начнут наворачиваться мне на глаза. Ты не волнуйся, я не собираюсь падать в обморок или хвататься за сердце. У меня все под контролем. Просто, понимаешь, иногда такая тоска находит…
И знаешь, не нужно мне рассказывать все эти трогательные истории о разных женщинах, которые ждали ребенка гораздо больше пяти лет и одного месяца (на самом деле шести лет и одного месяца, если считать год сомнительной контрацепции), а потом внезапно начинали метать икру, как рыбы. Я уже этих историй наслушалась выше крыши. Уверяю тебя, Пенни, я знаю все эти сказки. Я могу сама их тебе рассказывать. Например, одну абсолютно достоверную историю о паре, которая уже совсем отчаялась, а потом у нее родилось восемь детей за неделю!
«Я знаю людей, которые ждали десятилетиями!» — слышу я сочувственные высказывания.
«Это еще что! Вот моя троюродная бабушка родила первенца спустя три года после смерти. А умерла она, между прочим, от старости, когда ей уже за сто перевалило! Была она похожа на засушенную тысячелетнюю мумию, сухую, как забытый на грядке под солнцем помидор. Но самое удивительное во всей этой истории, что яйца ее мужу оторвало еще во время Крымской войны. При этом стоило им начать строгать детей, как прервать это дело они уже не смогли. Так бабуля нарожала столько крепеньких и здоровеньких ребятишек, что их хватило на футбольную и волейбольную команды, плюс две группы поддержки!!»
Абсолютно все это я уже слышала.
Мама утверждает, причем на полном серьезе, что все дело в моем настрое. Все они так говорят. Они считают, что я излишне озабочена своей карьерой и работой. Почему-то никто не задумывается, какой такой, блин, карьерой я озабочена? Ха! Ха-ха-ха! Вот насмешили-то. Никакой карьеры у меня как не было, так и нет. Я ведь даже не театральный агент, я ассистент театрального агента в актерском агентстве. Мелкая торговля за грошовые гонорары при очередном показе по какому-нибудь кабельному каналу старых эпизодов «Изумрудной фермы» (тех, древних, когда этот сериал еще назывался «Изумрудной фермой») — это вовсе не то, что можно назвать карьерой.
Мелинда говорит, что я должна просто успокоиться и расслабиться. Все так говорят! Именно это говорят абсолютно все и чаще всего. Они говорят: «Успокойся, расслабься, выкинь все это из головы, и как только ты об этом позабудешь, все произойдет само собой». Им непонятно, что расслабиться в моем состоянии невозможно. Какая там к чертовой матери релаксация, когда внутренние часы твоего тела отстукивают каждое уходящее мгновение с грохотом в пять миллионов децибел, а твои яйцеклетки с каждым днем все больше и больше усыхают и стареют.
Сегодня к нам в гости заглянули Мелинда и Джордж. Очень мило с их стороны было привести с собой маленького Катберта. Я была очень рада. Мне, конечно, страшно хреново, но не настолько, чтобы я не могла порадоваться за своих друзей и их малыша. Сэм по-прежнему за глаза (родителей) называет Катберта «Старым членом», отчего мне становится просто смешно. Он ведь такой хорошенький (я имею в виду Катберта, а не Сэма)! Когда мне позволили подержать его на руках, я его чуть не съела от восторга. Какая же я несчастная! Надо же дожить до такого… Говоря Мелинде и Джорджу о том, какой у них замечательный малыш, я повторяла про себя одно и то же: «Ну почему он не мой? Хочу такого же».
Дорогой Сэм.
Вроде бы «Старый член» стал выглядеть чуть поприличнее. Впрочем, определенно утверждать это я бы не решился. При взгляде на него мне больше не хочется спрятаться где-нибудь за диваном, словно при виде монстра из «Доктора Кто», но, в конце концов, я мог просто к нему привыкнуть. По-человечески я с большой радостью заметил, что Джорджа тоже перестали терзать чудовищные сомнения и светившая Катберту перспектива оказаться в один прекрасный день в качестве подкидыша под дверью полицейского участка, кажется, отошла на второй план. Джордж твердо уразумел, что из этого парня вряд ли получится всемирно известный манекенщик, но что касается работы где-нибудь на радио или, например, в Сити, то ради этого Джордж готов приложить все свои отцовские усилия. Хочу ему посоветовать при первой же возможности отдать мальчишку в секцию бокса. Чем раньше, тем лучше. Может, из него выйдет толк на профессиональном ринге. По крайней мере, переживать за изуродованную физиономию сыночка родителям Катберта не придется — хуже она не станет.
Наверное, я не совсем справедлив по отношению к этому ребенку. У меня есть глубокие подозрения насчет того, что все младенцы выглядят примерно так же до поры до времени, но следует признать, что мне до этого не должно быть никакого дела. Лично мне они не сделали ничего плохого. Время от времени я честно пытаюсь проникнуться симпатией к очередному появившемуся у кого-нибудь из моих знакомых ребенку, но, увы, даже взять младенца на руки у меня нет никакого желания. Я вообще стараюсь держаться от всех людей как минимум на расстоянии вытянутой руки. Это моя комфортная дистанция. Возраст того, кто ее нарушает, раздражая меня и вызывая негативные эмоции, значения не имеет. Кроме того, меня просто вырубает вид так называемого родничка — ну, этой едва затянутой дырки в черепе младенца, на самом темечке. Когда я в первый раз увидел эту хреновину, я, честно говоря, так и ожидал, что сейчас оттуда начнет вылезать какой-нибудь Чужой, преследуемый по пятам Сигурни Уивер. Люси, ясное дело, сразу же наложила на ребенка лапу и весь вечер просюсюкала с ним, думая (уверен в этом) только о том, как бы ей хотелось иметь точно такого же, но своего.
Мне очень жаль, что у нее нет ребенка. То есть, я хочу сказать, мне жаль, что у нас нет ребенка. Я с огромным удовольствием стал бы отцом ребенка Люси.
Время от времени, когда я заставляю себя совершить утреннюю пробежку по ближайшему парку, мне вдруг приходят на ум странные мысли. Я внезапно начинаю воображать, как бы сложилась наша с Люси жизнь, обзаведись мы детьми. Я представляю себе, как она возвращается домой в сопровождении двух очаровательных карапузов. После прогулки они перепачкались с ног до головы, и мне приходится отправлять их обоих в ванную и мыть целиком. Люси тем временем колдует на кухне, и вот мы уже все вместе садимся за чай, а потом малыши ждут, когда я начну рассказывать им традиционную вечернюю сказку.
Все, на сегодня хватит. Ишь ты, расчувствовался. Так ведь можно превратиться и в нытика почище собственной жены.
Дорогая Пенни.
Друзилла решила мне помочь, предложив пару рецептов из арсенала ароматерапии. Она прита щила немножко розового и гераниевого масла, что, надо признать, очень мило с ее стороны. Она утверждает, что эти масла повышают выделение эстрогена в организме. У Сэма на этот счет, конечно, свое, особое мнение, и он, ясное дело, не замедлил его высказать. С его точки зрения, если женщинам нравится принимать ванны с ароматическими добавками, то лично он ничего не имеет против, но какого, спрашивается, хрена они утверждают, что в этом есть какой-то иной, более глубокий и чуть ли не сакральный смысл? Меня просто бесит, когда он так говорит. Можно подумать, что все на свете должно подчиняться законам логики и иметь очевидное рациональное объяснение, а если такого объяснения нет, то и говорить тут не о чем: это все самообман, лженаука и шарлатанство. Насчет ароматерапии не знаю. Может, это и в самом деле полное шарлатанство, спорить не буду. Но нельзя же всегда и во всем быть таким скептиком. Я ему так и сказала: «Знаешь, дорогой, твои любимые наука и философия еще не описали этот мир полностью и не разложили его по полочкам. А помимо нашего есть ведь и другие миры. А ты, между прочим, циник и козел!» По-моему, этот довод сразил его наповал. По крайней мере, получив достойный и, главное, логичный ответ, он воздержался от дальнейших комментариев.
Все проблемы Сэма заключаются в том, что он пытается щадить свои ранимые чувства самым дурацким способом. Делает вид, что их у него вообще нет. Именно поэтому у него и возник этот творческий кризис. Ни за что не поверю, что можно написать что-нибудь стоящее, не вложив в это хотя бы часть себя, своей души.
Дорогой я.
В доме дым коромыслом! Хоть пожарных вызывай. А уж вонища! И какого, спрашивается, черта Люси общается с этой Друзиллой? Нет, Друзиллу я понимаю: она возомнила Люси своей лучшей подругой и считает себя по гроб жизни ей обязанной за то, что Люси сумела протащить ее на роль спелой вкусной сливы в рекламе йогурта, но суть дела от этого не меняется: эта женщина просто форменная идиотка. Причем это заразно. Чего стоит одна затея с ароматерапией! Вот, например, сейчас, пока я пишу эти строчки, Люси, в общем-то вполне здравомыслящий человек, варит целую кастрюлю коры боярышника с корешками каких-то не то травок, не то кустиков для того, чтобы вылить получившееся зелье себе в ванну. Эта гадость, по ее замыслу, не просто должна оказать благотворное влияние на ее здоровье, но и способствовать увеличению численности населения на планете в рамках одной отдельно взятой нашей семьи. Я всячески сдерживаю себя и не высказываю вслух своего мнения по этому вопросу. Впрочем, Люси и так прекрасно знает, что я по этому поводу думаю, и считает такое отношение неопровержимым свидетельством моего цинизма и нега тивного настроя по отношению ко всему, что с нами происходит. Она полагает, что в этом кроется и причина того, почему я до сих пор не осчастливил мир своими литературными шедеврами. Ей кажется, мне достаточно перестать скользить по поверхности океана своих чувств и эмоций, окунуться в них с головой, и дело пойдет на лад. К сожалению, эту проблему так просто не решить. Правда заключается в том, что никаких сколько- нибудь глубоких чувств и переживаний у меня нет и погружаться мне, соответственно, не во что. Так что точная причина, почему я до сих не написал ничего сколько-нибудь стоящего, заключается в полном отсутствии таланта, творческих задатков и наличии в моем котелке брюссельской капусты вместо мозгов.