— Слушай, Димка, не пора ли тебе швартоваться? — Зуев налил в бокалы и обернулся к Иванову: — Он третью ночь не ночует дома.
Иванов продолжал молча глядеть в одну точку. Он был готов к любой неприятной новости, но только не к этой. Медведев в таком виде не вмещался в его сознание. Казалось, что рвались самые крепкие связи, трещали самые надежные опоры всего окружающего. Иванов оглядел комнату: было ясно, что Наталья, жена Зуева, тоже дома не ночевала.
— Где же он ночует? — спросил наконец Иванов, беря стакан.
— Черт их разберет! — Зуев выругался. — Жена плачет, звонит через каждые два часа. Дочь не спит. Просят связаться с милицией. На работе его нет, на даче тоже.
— Как так? — встряхнулся и помрачнел Медведев. — Разве она не знает, что я у тебя?
— Здрасьте! — Зуев отхлебнул из бокала. — А кто, по-вашему, приказал: «Ни одна живая душа не должна знать, где я». Я, конечно, намекнул Зинаиде Витальевне..
— Браво, Зуев! Теперь мы дернем с Ивановым «Каберне»! Что? Рислинг? Что такое рислинг? О, твои соседи снова стучат. Зуев, а какие стенки у твоей субмарины? Там-то у тебя никто не стучит?
— Еще как стучат.
Медведев захохотал:
— А ты? Ну и что тогда ты?
— А я сплю. Продолжаю спать, хоть бы что.
…Иванов резко опрокинул в рот то, что налил ему Зуев. В стакане оказался коньяк. Иванов отломил квадратик от размякшей шоколадной плитки. Было уже утро. За окнами давно растаяла августовская московская мгла.
Иванов, теряя ощущение реальности, с пятого на десятое слушал разговор, все еще не желая или не умея пристроиться к их продолжающемуся диалогу. «Они говорили, наверное, всю ночь, у них традиции. А что он? Он помолчит. Кто бы мог ожидать? Медведев… Умница. Тот самый, что предсказывает события…» И вдруг Иванову захотелось узнать, вернее проверить, точно ли он их предсказывает:
— Дмитрий Андреевич, как вы думаете…
— Зуев? Налить! Он со мною на «вы».
— Как вы думаете, — продолжал Иванов, — что с вами будет, если вы будете пить? Что будет с вашей женой?
Медведев вскочил:
— Старик, у меня… — он заходил по комнате. — У меня, кажется, нет больше жены… Во всяком случае, той жены, какая была, была, но всего лишь в моем воображении. А почему ты сам не женишься?
Иванов ответил не сразу:
— Каждой дурочке хочется Великой Любви. Каждая только и мечтает не меньше как об испепеляющей страсти. А я заурядный лекарь! На африканского мавра никак не тяну.
— Я тоже! — засмеялся Медведев. — Капитан-лейтенант Зуев, а вы?
— Я не согласен с вами… — сказал Зуев. — Конечно, куда ни сунься — везде одна сплошная любовь. Вернее, говорильня. В кино, в книгах… Все толкуют о любви, даже пенсионеры. По радио только и слышно: любовь, любовь… Действительно, кто только не мечтает, кто не болтает об этой самой любви? Да ты не мечтай, черт побери, а люби! Не обязательно по Шекспиру…
— Верно, Зуев, все верно, — Медведев трезвел.
— А что остается, как не мечтать? Если он или она ни на что более не способны? Если у него или у нее духовная импотенция? Ничего не может, шабаш! Только говорить и мечтать. Но все равно, я не согласен с вами…
Раздался телефонный звонок. Медведев сделал Зуеву знак: «Меня здесь нет!» Зуев подошел к телефону, снял трубку, послушал, сказал несколько непонятных коротких фраз и вернулся к приятелям:
— Дима, твоей персоной интересуется Бриш. Я сказал ему, что ты у тещи на даче. Согласись, не очень-то хорошо врать. Да еще друзьям.
Медведев, думая о чем-то своем, снова глотнул рислингу:
— Переживает. Как вы считаете, почему Николая Первого называют реакционером?
— Ну, как… — Иванову вдруг захотелось вспомнить, что же было вчера. — Повесил пятерых декабристов. И тэ дэ и тэ пэ.
— Ошибаешься, братец, главным образом не поэтому.
— А почему? — Зуев зевал, еле перемогая себя.
— Потому, что он сжег первое издание Библии. Он не признавал пятикнижия…
Зуев ушел, вымыл лицо и принес бутылку водки — вероятно, последнее, что имелось в его запасах.
— Это самоубийство, — проснулся Иванов, — пить водку после сухого и коньяка — это самоубийство.
— А может, убийство? — опять как-то необычно задумчиво произнес Медведев. — Впрочем, убийство и самоубийство — это одно и то же.
— Ну нет уж! — Иванов попытался встать. — Совершенно разные вещи.
— Да в чем же разница? — ухмыльнулся Медведев.
Зуев больше не слушал их, он спал на диване.
— Во-первых, в одном случае смерть принудительная, в другом — добровольная, во-вторых…