— Зуев! Скорей разбивай! — хохотала и хлопала в ладоши Валя. — А то раздумают.
— Вы бы подумали сперва, деятели! — Зуев пытался вразумить спорщиков. — Смотрите, мне что… Постой, а что, если кто-то не выдержит?
— Тогда Валя будет права! — тихо сказал Медведев. — Мы не мужчины, а бабы с Тишинского рынка…
И Зуев ударил ребром ладони, разбивая роковое рукопожатие.
На следующее утро Иванов приехал на работу раньше обычного, потому что запланировал множество дел в городе. Дежурная сестра подала ему медицинский дневник:
— Александр Николаевич, больной из третьей палаты сегодня не спал.
— Я, кажется, просил, — мягко остановил ее Иванов, — и сейчас тоже прошу не называть комнаты палатами, а больных — больными.
— Но… извините, как же их называть? — в который уж раз запротестовала сестра. — Как обращаться к ним?
— Как угодно! Называйте по имени, говорите: товарищ такой-то, гражданин, месье или сударь, не так важно. Только не называйте больными.
— Хорошо. — Было видно, что она не согласна. — А больной… простите, один гражданин из пятой палаты требует поставить телевизор и телефон…
— Я зайду к нему. Проведите музыкальный сеанс без меня. И если можно, смените пластинку.
Иванов поморщился. Его борьба с медицинскими терминами, наверное, выглядела донкихотством. Больница была больницей. Записи в журнале дежурств вновь со всей силой подтвердили правоту дежурной сестры.
Итак, больной, который не спал. Алкогольное отравление удалось ликвидировать довольно быстро. Физическое состояние более или менее в норме. А вот душевное… Нарколог перестал удивляться разнообразию всевозможных синдромов и фобий, связанных с хроническим пьянством. Конечно, синдром ревности по-прежнему занимает в их числе первое место. Большинство классических алкоголиков щеголяет с этим синдромом, но иногда он угнетен, задвинут в отдельный угол сознания, и место его занято новейшей фобией. Больной из третьей палаты ждет по ночам водородной вспышки… Почему именно по ночам? Вероятно, потому, что днем вспышка была бы менее яркой. Иванову было не ясно, что появилось вначале: бессонница, вызванная алкогольной интоксикацией, или страх атомной катастрофы, вызванный бессонницей. Вновь корреляция. И что ни толкуй, а без медицинских терминов ни туда ни сюда… Кстати, разве не реальна сама возможность атомной вспышки? Больной из третьей палаты вправе считать ненормальным не себя, а других. Тех, кто, по сути дела, задвинул атомные грибы в область фантастики…
Размышления Иванова были прерваны каким-то необычным шумом. Нарколог вышел вначале в прихожую, затем приоткрыл дверь в коридор. У входа в одну из палат громко выяснялись какие-то отношения, сестра тщетно пыталась установить тишину.
«Опять этот бритый профессор…» — улыбнулся Иванов. В ту же минуту нарколог стал свидетелем редкого происшествия. Человек в домашней пижаме и в тапочках вырвался из окружения и кинулся бежать в направлении ивановского кабинета. Бежал он так проворно, что несколько более молодых преследователей не успевали за ним. Иванов пропустил профессора в кабинет, прикрыл дверь и встал на пути двух недавно поступивших лимитчиков:
— В чем дело?
Они, ни слова не говоря, моментально сбавили пыл. Развернулись и один за другим, словно набезобразничавшие мальчишки, шлепая тапочками, удалились. «Опять не могли решить крестьянский вопрос, — подумал Иванов. — Профессор слишком буквально толкует основы политэкономии».
— Александр Николаевич? — услышал Иванов громкий шепот. Профессор выглядывал в приоткрытую дверь ивановского кабинета. — Они ушли? Этим хулиганам не место в приличной больнице. Их место в другом месте.
Иванов вошел в кабинет. Увидев испуганное лицо и белый глянец черепа, нарколог повернул ключ в дверях. Только после этого пациент успокоился.
— Понимаете, эти мерзавцы хотели меня бить! — сказал профессор.
— За что же? — Иванов покашлял, чтобы не расхохотаться.
— Александр Николаевич, помните, мы были с вами во Франции? Я им целое утро доказываю! Вандея и Дон одного и того же порядка, что кулацкая идеология…
— …довела до кулачного боя! — прервал Иванов. — Прямо в коридоре больницы!
— Шутки шутками, Александр Николаевич, но я уже не в том возрасте, чтобы драться. Они ушли?
— Идемте, я вас провожу…
Шуаны, или соседи профессора по палате, дружно приветствовали доктора. Надо было срочно заняться ими. Но Иванов ждал аналитических результатов. Он еще раз успокоил профессора и предупредил его обидчиков, что при первом же замечании выпишет из больницы.